Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 | страница 67



П.С. Корниш-Боуден (младший лейтенант)».

У меня уже имелся достаточный опыт жизни во время революции, чтобы понимать, что, если бы не мое решительное давление в этом вопросе, Авксентьева и Кº зарезали бы, как баранов. И еще я знал, как глубоко укоренился в моих соплеменниках ужас перед диктатурой, и, если бы согласие адмирала Колчака взять власть было либо связано, либо способствовало казни его оппонентов без суда, это сделало содействие и, в конечном итоге, его признание со стороны британского правительства практически невозможным. Мои собственные агенты узнали о месте, где держали пленников, и то, что ночью их должны были тихо заколоть штыками, поскольку выстрелы могли привлечь внимание. И еще я уверен, что Колчак ничего об этом не знал. Все действия совершила группа офицеров, которые дали клятву убить ровно столько большевицких революционеров, сколько офицеров было убито людьми Троцкого и Авксентьева. Подобные группы имелись с обеих сторон, и свидетельства их деятельности появлялись на улицах каждую ночь.

Положение дел было таково, что поддерживать даже самый элементарный порядок можно было только с помощью диктатуры. Я, демократ, верящий во власть народа волей народа, считал, что вижу в диктаторе единственную надежду на спасение русской цивилизации и культуры. Слова и названия никогда меня не пугали. Если обстоятельства ставят передо мной проблему, требующую решения, я никогда не позволю предвзятым представлениям и абстрактным идеям, не основанным на реально существующих фактах, влиять на мои оценки и решения. Я достаточно тщеславен, чтобы верить, что, оказавшись в такой же ситуации, девять из десяти англичан поступили бы так же, как я. Я просто «продолжал идти». Традиции нашей нации и страны сделали остальное.

Признавая и в разговоре с адмиралом, и в своем докладе, что я принимаю его в статусе Верховного правителя, я вовсе не имел в виду, что его надо оставить в одиночку биться с окружавшими врагами. Иными словами, оставаясь внешне нейтральным, я постоянно делал представления и, когда меня спрашивали, давал советы по всем вопросам, как внутренним, так и внешним; и тут нашим людям может быть интересно, с какими проблемами сталкивался Верховный правитель. Первая из них – японский вопрос. Генерал Розанов был начальником штаба Болдырева, а Верховному правителю было важно разобраться, какие из нерешенных вопросов стоят перед ним, и тщательно ознакомиться с политикой низложенной Директории. Он побеседовал с генералом Розановым и другими штабными и выяснил, что после падения Самары большевицкая армия стремительно двигалась к Уфе. Директорию это встревожило до такой степени, что она потребовала от главнокомандующего представить четкий план действий в отношении этой угрозы. Болдырев никогда не думал об эффективности новой русской армии, однако предложил, что если ситуация станет критической, а Англия, Франция и Америка будут медлить, то единственной альтернативой остается пригласить японцев двинуть свои войска вперед до Урала. Японцы именно этого и хотели, но японский штаб потребовал в качестве услуги за свое продвижение к Екатеринбургу и Челябинску возможности для них взять под свой абсолютный контроль железнодорожные и телеграфные линии в этих пунктах. Какое-то время Болдырев и Директория колебались. Но когда большевики стали приближаться к Уфе и в то же время сконцентрировали войска численностью 100 тысяч человек для наступления на Екатеринбург, ситуация стала настолько напряженной, что Директория согласилась, и за несколько дней до военного переворота Болдырев отправил японцам сообщение, что их условия принимаются.