март — апрель 1917 г. в своем пехотном полку: «Солдат теперь спит и видит, как бы поскорее поехать домой землю делить».
Нет оснований считать этот фронтовой полк исключением. С некоторыми отклонениями, во всех пехотных полках наблюдалась примерно общая картина.
Однако интеллигенции и офицерству антивоенная, пораженческая пропаганда и агитация Ленина представлялись изменой и пособничеством врагу, то есть кайзеровской Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции.
Революция.
Кадровое офицерство, не связанное с земельной и фабричной собственностью, все же видело в монархии гарантированный источник материальных благ: орденов, чинов, жалованья и пенсий. Соответственно и настроение подтягивалось к монархическому.
Впрочем, и оно, профессиональное воинство, в определенной части своей тоже приветствовало революцию как единственное средство обновления страны, искоренения казнокрадства, карьеризма, предательства, безответственного руководства, то есть всего того, что сводило на нет безмерные усилия народа в той кровавой войне.
Молодое же офицерство (в большинстве своем из унтер-офицеров, то бишь крестьян и рабочих, студентов, учителей, мелких чиновников…) едва ли не повально подалось на сторону революции.
Это молодое офицерство и патриотически настроенное кадровое офицерство стремились к единению с народом. Они одобряли закон о даровании гражданских прав бывшим нижним чинам и вообще всю послереволюционную обновленческую деятельность властей. Надежды возлагались на Учредительное собрание — оно должно определить статус России. Выборы в собрание были намечены на ноябрь-декабрь того же, 1917 г.
Офицерство ждало от победы революции укрепления дисциплины, сознательности в отношении к воинским обязанностям всех — от рядовых до генералов — и, как следствие, возрастания боеспособности армии. Предстояли новые столкновения с немцами, уже не одну российскую губернию придавил их сапог.
Немалая часть офицерства считала, что именно для закрепления добытой в Феврале свободы прежде всего необходимо сбросить с плеч России Германию и Австро-Венгрию, которые стремились расчленить ее и экономически предельно ослабить и тем самым низвести до положения второстепенной европейской державы.
Что эти опасения имели под собой основания, подтверждают воспоминания немецкого генерала Макса Гофмана — в ту пору начальника штаба Восточного фронта.
«Свергнуть большевистское правительство, на мой взгляд, не стоило бы никаких особых усилий. Для этого достаточно было бы занять линию Смоленск — Петербург, образовать в Петербурге новое правительство, которое должно было бы пустить слух, что наследник цесаревич жив; назначить последнему регента и привезти Временное правительство в Москву. В качестве регента я наметил великого князя Павла, с которым главнокомандующий Восточного фронта (принц Гогенлоэ. —
