Во время последнего лечения за границей, в Германии, вознамерился не возвращаться в новое социалистическое Отечество: одни пинки, обиды и вообще коренное расхождение с идеалами чижиков-ской революции. Революцию Георгий Васильевич видел чистой и служил только чисто, идеалом представлял Отечество без угнетения, свободное, с великой и достойной демократией. Георгия Васильевича уговаривали, он возвращаться отказывался.
Это вызвало едва ли не потрясение у Чижикова (а он вообще «не потрясался»; насколько известно, всего еще только раз испытал потрясение — в июне 1941 г., и опять «закаменел»). Мало того, Чичерин слишком много знает, и что вообще могут подумать о нем, Чижикове, если отворачиваются и уходят вот такие люди. Одно дело — он убивает, а другое дело — от него за границу уходят. Тут сплошные «мальчики кровавые в глазах»… Уж одного Троцкого на свободе более чем достаточно, а тут… из Висбадена, с лечения, уходит в эмиграцию сам нарком иностранных дел! Автору книги рассказывал о тех событиях очевидец. Очень переживал вождь. Шутки ли: к Троцкому, Бажанову уйдет еще и Чичерин! Что пристрелим — сомнений быть не может, но сам факт!..
Дело держалось в величайшем секрете. Были предприняты все меры — и уговорили. Чичерин дрогнул и вернулся. А через год, в 1930-м, он был освобожден от должности… по личной просьбе. Нет, не по болезни, а по принуждению.
Дни свои Георгий Васильевич закончил в почти тюремной изоляции, в похожей закончит свои дни и Горький, заколодят они по-своему и Луначарского, и еще кое-кого.
Местью сына сапожника оказалось и захоронение Георгия Васильевича не на Красной площади или в Кремлевской стене, а на Новодевичьем кладбище, кое пребывало при Сталине (и аж до самого 1955 г.) в запущенности и убожестве: полусорванные, кривые громады ворот со стороны монастыря, бурьянные могилы, полное презрение к ушедшим жизням, хотя покоилась там и жена самого Сталина, правда, сжитая им со свету. Я наведывался на это кладбище тогда особенно часто: в сентябре 1953 г. лег в ту землю мой отец — Власов Петр Парфенович, — мученически умер за преданность делу и Родине.
Из беседы писателя Александра Бека с личным секретарем Ленина Фотиевой 20 марта 1967 г.:
— Я вообще не была в подчинении у Надежды Константиновны и не спрашивала ее разрешений.
— Но ведь письмо Ленина («К вопросу о национальностях или об «автономизации». — А. Б.) было направлено против Сталина?
— Не только против него. Также и против Орджоникидзе и Дзержинского (и без признаний Фотиевой и Володичевой вся история этого дела достаточно проясняется при чтении 45-го тома сочинений Ленина. —
