Чижиков каким-то чудом не послал Григория Ивановича на «женевскую» потеху. Скорее всего, заместительство при музее, эта несоразмерность с его истинным масштабом всей прошлой деятельности, это унижение (ведь даже не директор) и тешили алмазного диктатора, тем более он предал Григория Ивановича прочному забвению. Хоть запечатанные бутылки с весточками кидай из форточки: жив, мол, бывший нарком Петровский и вовсе не иссяк в силе. Авось прочтут, встрепенутся, вспомнят — все не в такой глухоте пропадать.
Автор книги помнит то скудное на мысль время. Григорий Иванович являл собой некий исторический реликт. Всем было ясно, что он в жестокой опале, но допускали и неспособность Григория Ивановича к новой жизни. В революцию оказался на месте, а в мирное время, в сложную эпоху социалистического строительства и всяческого созидания, не потянул, не та эрудиция и широта. Случилось же такое, скажем, с Ворошиловым, Буденным, Тимошенко… какие фигуры!
Правда, ни Ворошилову, ни Буденному, ни Тимошенко, ни всем другим не к чему было кидать бутылки в шумное людское море. Занимали они почетно-бесполезные должности, в основном служили «маяками» подрастающему поколению и вообще молодым воинам.
А вот бывший нарком Петровский даже «маяком» не служил. Не называли его имя при Сталине ни в докладах, ни в фильмах, ни в газетах, чуть-чуть прописывали в редкоотважных работах по чижи-ковской истории революции и Гражданской войны. В общем, революцию Ленин делал, но без Сталина с места не сдвинулся бы. И Гражданскую войну выиграл Сталин, ему в разных местах пособляли Котовский, Пархоменко, Щорс, Чапаев и Лазо…
Ну как на необитаемом острове оказался Григорий Иванович, мог бы и разучиться говорить. Словом, самое время в бутылку послание втискивать и окуривать сургучом.
На живых душах была мозоль. Набили ее годы радостного социалистического строительства и очищения. Кто не сумел набить, кому не легла короста на душу — сам ложился в землю.
Нет, не попало бы в живые руки послание Григория Ивановича. Поскольку сам творил этот мир — тот и воздал ему. При чем тут Сталин и культ личности? На волчью завязь крепилась жизнь.
Но и то правда: Григорий Иванович превосходно сознавал свое положение — отчего оно и с кем он имеет дело — и вел себя смирно, даже примерно. Ничем не гневил вождя — ну тень тенью (по самой бровочке ходил, вовсе места не занимал), каковой и являлся в своей первородной сущности: трус, признавший за палачом право творить жизнь, то бишь произвол. Сам похожее творил. Вот и положил себя под сталинский шаг — сохранней так…
