Несколько упавших валялось у самых камней капища. Кий подъехал, карие глаза потемнели и гневно сузились, как перед боем. Спросил громко:
— В честь чего же такая гульба? Праздника вроде еще нету. И меня не ждали… Не внемлют, хоть конем наступи! Что ж, меня не ждали, так и я дожидаться не стану…
Тут же послал гонца — передать Воиславу и Щеку, чтобы по возможности наиборзее выходили к Днепру напротив Почайны, а там тотчас переправлялись на Подол, где их встретит Хорив и скажет, что далее предпринять. Добычу же и полон схоронить пока на левом берегу в плавнях и оставить достаточно кметов — сторожить. Северяне и россичи, ежели хотят, пускай со Щеком вместе идут, а нет — могут со своей долей добычи в свои земли возвращаться.
Затем князь дал Хориву пять сотен — спуститься яром на Подол и там древлян повсюду бить нещадно, а хмельных полян вязать. И держаться, пока Щек и Воислав с подмогой не подоспеют. После чего всех повязанных и всех трезвых, ежели таковые найдутся, гнать сюда, на Майдан. Здесь, у капища, князь будет ждать их. Здесь на сей раз не сходка будет — суд княжий!
Отослав Хорива, Кий оставил две сотни — повязать валяющихся на Майдане, а сам с остальными дружинниками двинулся к своей горе, к пепелищу своего двора — навести порядок и отыскать дядю Идара, живого или мертвого…
Как вскоре выяснилось, северяне ушли со своей долей мимо Гор вверх по Днепру и Десне, а росичи разделились: одни воротились к себе на Рось, другие пошли со Щеком и Воиславом.
К концу дня порядок на Горах был кое-как восстановлен. Хотя все утомились беспредельно, Кий не пожелал откладывать и принялся вершить свой княжий суд на ночь глядя, приготовив костры и смоляные факелы.
Удалось повязать десятка два древлян, остальные же, протрезвев, рубились отчаянно и живыми не дались. Согнанных на Майдан полян окружили дружинники, ратники и вои были тут же.
И был княжий суд недолгим.
А выяснилось на том суде, что дело было так. Некий расторопный человек с Подола, по имени Желан, промышлявший изготовлением и сбытом браги, вознамерился разбогатеть более всех прочих. Продолжая торговать брагой в своем доме, он принялся развозить ее в бочках на Майдан и на погост, к пристани на Почайне и ко всем дворам, а также — туда, где трудились кузнецы, гончары, кожемяки и другие полянские ремесленники, всюду, где мог быть спрос на похмельное зелье. Помогали ему в том деле все родичи да еще два раба, пригнанные когда-то из похода, когда Желан был еще простым воем. В походы с той поры он больше не ходил, щит, копье и прочие доспехи повесил перед глиняной печью в своем заново срубленном доме, который обмазал и побелил, а пол из обожженной глины устлал купленными на погосте иноземными коврами. Так и жил, богаче князей и бояр, за счет прибыльного дела. Его широкий двор на бойком месте при начале Боричева тока снабжал желающих брагой в любое удобное для них время и в любом угодном им количестве, в то время как впряженные в возы с бочками волы развозили все ту же брагу от зари до зари. Благодаря такой заботе поляне бражничали теперь не только в дни праздников, на тризнах и по другим достойным причинам, а едва ли не каждый день и каждую ночь. Многие хозяйства на Горах и многие промыслы приходили от такого сплошного бражничания в разорение и запустение, однако сам Желан и весь род его не только не терпели убытка, но день ото дня все более обогащались. Князь ничего сего не ведал, ибо находился в походе, у далеких берегов Танаиса. Оставшийся же старый Идар затревожился, когда увидел, что и немногие его дружинники перестают нести свою дозорную службу, ибо где бы они ни находились, те возы с брагой бывали тут как тут. И все чаще можно было полюбоваться на Горах двумя-тремя добрыми молодцами, которые в полном боевом оснащении, оставив свой пост, бродили в обнимку и, шатаясь, задевали всякого встречного, а особливо — жен и дев. Порядка не стало никакого, уже ограбили несколько дворов иноземных гостей, а там, где Глубочица втекает в Почайну, пожгли два великих амбара с товаром, собранным зимой в полюдье и предназначенным на продажу ромеям. Левобережье отныне вовсе никак не охранялось — там хозяйничали гультяи с поля. А на правом берегу набегали из леса древляне, переходили неглубокий Ирпень, поджигали полянские дворы, умыкали жен и дев.
