Полет ворона дал сигнал к общей тревоге. Птицы снялись с мест, залетали по комнате. Иные опускались на головы и плечи экспроприаторов и тотчас в ужасе летели камнем в сторону. Синицы, чижи и щеглы бились в оконное стекло грудью и тюкали носами. Не удержавшись, они соскальзывали по стеклу на подоконник и поднимались вновь, налетая с маху на окно и расшибаясь, пока, обессиленные, не садились где-нибудь с повисшими крыльями, прыгающими от волнения грудками и широко раскрытыми клювами.
У некоторых из разбитых носиков сбегали алые капли крови.
Целая стая чечеток носилась около лампады, раскачала ее на цепях и по стенам заходили огромные, безобразные тени.
Желтые и красные клесты срывали злобу на сучьях, которые неистово драли крепкими носами, так что мелкие куски дерева летели во все стороны.
Три сойки кружились над экспроприаторами и забрасывали их нечистотами.
В шифоньерке нашли столовое серебро.
— Надо брать! — решил Кабальский. — Еще не известно, найдем ли деньги.
Зал был старательно осмотрен. Больше ничего не оказалось.
Перешли в спальню. Перерыли всю постель. Распороли перину и подушки, напустив тучи пуха и пера.
И здесь ничего.
— Уйдем скорее, а то пух насядет на платье.
Рядом с кухней была еще маленькая комната. Когда отворили ее, раздался дикий, хриплый вопль.
— Эгей!
Все вздрогнули.
— Дураки! — опомнился первым Хортик. — Это попугай!
Комната была почти пустая, только на стене висел небольшой шкафчик с картинками, рисованными на фарфоре и вставленными в створки дверок.
Кабальский запустил отмычку в замок.
— Эгей! — завопил попугай, и Веретьев громко вскрикнул.
— Что с тобой, барин?
У Веретьева палец был глубоко прокушен и кровь лила ручьем.
— Перевяжи потуже платком. Эка проклятая птица!
Попугай укусил Кабальского за ухо. Тот вышел из себя, бросился и поймал птицу за хвост.
— Эгей! Эгей!
Размахнувшись, Кабальский разбил голову попугая о стену и бросил труп в угол…
В шкафчике оказалось с дюжину коробок разной величины. Раскрыли. При свете электрических фонариков, заиграли ослепительно бриллианты, зачервонили рубины, зеленым блеском загорелись изумруды.
— Разбирай по карманам! — скомандовал Кабальский.
У Веретьева вдруг заныло сердце недобрым предчувствием.
— Уйдем! тут драгоценностей на десятки тысяч.
— А ту, запертую комнату, еще не осмотрели.
— Слишком долго сидим. Могут прийти.
— Э, вздор! Кто к старухе ходит!
В прихожей звякнул звонок.
Все трое закаменели.
— Иди, барин, к дверям! — шепотом приказал Кабальский. — Ты в галошах и пройдешь неслышно. Послушай! Разумеется, не отпирай ни в каком случае. Матвей, готовь браунинг!
