— Я принимаю ваше предложение, хотя и тревожусь, смогу ли оправдать доверие. От всей души и чистого сердца буду петь моему народу. Это всегда было моей мечтой, целью моей жизни, и, если вы находите, что я достоин…
Дальше продолжать он уже не смог. Нарком обнял его и весело сказал:
— В первую передачу будем слушать «Варяжского гостя», обязательно «Варяжского гостя»! И хорошо бы «Мельника»…
* * *
Возвратившись домой, Максим Дормидонтович сразу же обратился к жене:
— Саша! Я хочу просить тебя… пойдем в парикмахерскую… не могу я один…
Александра Михайловна поняла, в чем дело, окинула быстрым взглядом доходившие ему до плеч пышные вьющиеся волосы, курчавую короткую бородку мужа и бодро ответила:
— Пожалуйста! Пойдем. Это пустяки, и стесняться тут нечего!
А про себя подумала: «Нелегко ему далось это решение!»
Вначале они решили пойти в парикмахерскую у себя в Кунцеве, всего через три дома.
— Пожалуйте, пожалуйте, Максим Дормидонтович, — кинулись навстречу два мастера. — Желаете головку помыть, подстричься?
— Да нет… я, пожалуй, попозже зайду, — растерялся Михайлов и быстро вышел. — Не могу! Идем вон туда… на шоссе… в маленькую…
И хотя до нее было четыре автобусных остановки, пошли почему-то пешком.
И в маленькой парикмахерской повторилось то же самое.
Снова очутились на улице. Разгоряченному воображению Максима Дормидонтовича казалось, что сегодня все посмеиваются над ним.
— В центр поедем, там меня не знают, — решил Максим Дормидонтович.
На этот раз сели в автобус и быстро добрались до Охотного ряда.
— Вот и ходить далеко не надо, — увидела Александра Михайловна большую парикмахерскую, в окнах которой были выставлены восковые красавицы с запыленными замысловатыми прическами, с длинными, точно стрелы, ресницами.
— Не пойду в эту! Не хочу, — упрямо заявил Максим Дормидонтович и вдруг вспомнил, что у Казанского вокзала видел подходящую парикмахерскую.
И тут Александра Михайловна не стала ему перечить.
На трамвае доехали до Каланчевской площади. В «подходящей» парикмахерской молчаливый мастер усадил Максима Дормидонтовича в кресло, накинул на плечи пеньюар, стал налаживать бритву. Не спеша развел мыльный порошок, полез зачем-то в ящик туалета и вдруг, близко наклонясь к Максиму Дормидонтовичу, открылся, что в субботу в Елоховском соборе слышал его «божественные» ноты. Он хотел еще что-то прибавить, но заметив, что клиент не расположен вступать в разговор, воздержался и услужливо спросил:
