«Что же будет дальше?» — иногда спрашивал он себя. Молчали монастырские стены, только протяжно и тоскливо гудел колокол.
Кроме Максима, в хоре было еще два юных певчих: Фаддей и Орефий. Фаддей, высоченный, белобрысый, кроткого нрава, всему верил, боялся лешего, любому готов был отдать последнюю рубаху. Он и говорил как-то чудно:
— На-кысь… возьми-кысь…
В монастырь он попал потому, что у него все вымерли, а тетке, колченогой и глухой, он был «никчемуточки». С прохожими нищими она отправила его в Казань. Пределом его мечтаний было выучиться на дьячка и вернуться домой. Добиться этого он рассчитывал своей старательностью: пел громче других, учил новые хоры, забывая о сне и трапезе.
Орефий был полной противоположностью бесхитростному Фаддею. Племянник монастырского казначея, он считал себя «величиной», важничал, задавался. Маленький, он, чтобы казаться выше, ходил на цыпочках, бесшумно. Лицо его казалось покрашенным одной серой краской: серые брови, серые щеки, серые губы, и только острые глаза привлекали внимание частой сменой выражений: то злобы, то зависти, то хитрости. Кого-нибудь выследить или выдать для него было большим удовольствием. Целью Орефия было попасть в духовную семинарию, а оттуда — священником в Воскресенскую церковь, здесь же в Казани, именно в Воскресенскую, а не в какую-либо другую.
Впервые услыхав голос Максима, Орефий возненавидел его сразу и бесповоротно. Правда, в душе он восхищался его голосом, потому ненавидел еще больше. Максиму, чуждому зависти, казалось непонятным такое отношение к себе со стороны нового товарища.
С первых дней Максим привязался к регенту Мелентию. От словоохотливых послушников Максим узнал, что Мелентий был когда-то известным артистом.
Орефий, поняв чувства, которые питает к регенту Максим, избрал их предметом травли.
Как-то ранним дождливым утром; Максима послали, отнести в церковь свечи. Перебежав двор, Максим вошел в церковь, едва освещенную лампадами. Тут же, следом за собой, он услышал торопливые шаги и, полагая, что это монах, к которому его послали, обернулся, но увидел запыхавшегося Орефия.
— Послушай, послушай, что я сейчас узнал! — зашептал тот, глядя на него злыми глазами. — Регент-то сюда попал из-за бабы…
— Не смей так говорить! — остановил его Максим. Но Орефий, брызгая слюной, продолжал излагать грязные подробности сплетни. Максим не выдержал и что есть силы отшвырнул его от себя. Орефий, взвизгнув, отлетел к двери, прямо под ноги входившим регенту и казначею.
