Ахмед не находил себе места: ложился, вставал, садился… Потом, словно убедившись, что проку от его рассуждений все равно не будет, махнул рукой, встряхнул лежавшую на кошме папаху и со вздохом напялил ее на голову.
— Нумат тебе кем доводится?
— Дядя.
— Смелый он человек. При всем народе Осман-баю правду сказал. В глаза. И бай испугался. Потому и схватить велел, что испугался. Дядя твой молодец!
— Молодец? — Ахмед насмешливо фыркнул, снова сорвал с головы шапку и бросил ее на кошму. — Глупец он, а не молодец! Уму-разуму решил бая учить. То-то он, бедняга, не знает, что делает!..
— Бай-то все знает. А вот народ не все знает, не все понимает, поэтому другой раз и верит ему… Вот людям и надо растолковать, что к чему. Все хитрости байские раскрыть.
— Да при чем тут хитрости? — Ахмед пренебрежительно махнул рукой. — Сила у них — это да! Потому и брать их надо силой. Выдюжишь, твой верх будет, а нет, так два выбора: или погибнешь, не согнув перед ними спину, или век будешь хвост поджимать.
— А по-твоему, это не хитрый ход — собрать людей вроде как для совета и заставить их мысли свои высказать?
— А чего ж тут хитрого? Пастухи всегда так делают. Надо баранов отобрать на убой — всю отару в загон. И бай так же: согнал народ в одно место и высматривает, кто поязыкастей! Вот дураки и попадаются.
И он стал укладываться на кошме, уверенный, что убедил меня.
— А я думаю, Нумат вовсе не дурак!
Ахмед снова сел.
— А если не дурак, нечего болтать попусту. Видишь, неправое дело творится, дождись ночки потемней и снеси обидчику голову.
— Нет! Промолчи Нумат, как другие, бай еще вчера расправился бы с Сапаром. А голову снести? Можно, только с кем ты пойдешь на такое дело?
— Мне помощники не нужны, — Ахмед усмехнулся. — Сам как-нибудь управлюсь. С одним уже рассчитался. Третий месяц как в ад отправил.
— А за что? Расскажи!
— За дело, — Ахмед помолчал, неподвижно глядя в огонь. — Я ведь не всегда в песках бродяжил, жил, как люди живут… С матерью, с сестренкой… Дровами промышлял… Если с ночевкой уйду, саксаула вьюк привезу, если к вечеру возвращаюсь, черкезом верблюда навьючу…
Жил, как птица небесная… Где-то, толкуют, племена одно с другим схватились, там кровник кого-то убил, все мимо меня шло… Слава богу, саксаула в песках хватает — не вода, никто со мной свары не затевал. Племенной вражды я тоже не знал, у меня и родных-то, почитай, один Нумат с женой… Чего меня так и забрало-то, ведь единственный брат моей матери. Такой же богач, как я. — Ахмед помолчал, вздохнул невесело. — Деревня моя отсюда не близко, полдня добираться, если верхом… Бай у нас там был богатый, племянник этого самого Осман-бая… Вот ему-то я и снес голову…
