Из кибитки снова вышла женщина и молча опустилась на землю у огня. Снизу лицо ее до самого носа прикрыто яшмаком, платок спущен на глаза, был виден только некрасивый толстый нос. Я не мог разглядеть ее глаза, но по тому, как не отрываясь, смотрела она в огонь, чувствовал, что женщина глубоко встревожена.
Что же все это означает?
Женщина поставила перед нами чай и чуреки. Я налил в пиалу чаю, вылил его обратно в чайник, опять налил в пиалу и взглянул на Ахмеда. Тот по-прежнему сидел неподвижно, устремив взгляд в темноту. Я решил заговорить.
— Куда это они так поздно?
Ахмед взглянул на меня, снял с головы шапку, бросил под локоть и заворочался, устраиваясь поудобнее. Наверное, сейчас глаза у него были другие, но я их не видел — огонь в очаге едва теплился, и лицо Ахмеда смутно белело в темноте.
— Да это все Кадыр-ага, — он безнадежно махнул рукой. — Время только зря потратит. А ты вот сиди и жди, как дурак…
Ахмед вскочил, прошелся перед кибиткой, сидеть ему было невмоготу.
— Ты откуда сам? — усаживаясь перед очагом, спросил он меня. — Что-то я тебя вроде не признаю.
— Зато я тебя знаю.
— Знаешь? — удивился Ахмед.
— Слышал про тебя. Сегодня сам Осман-бай помянул твое имя.
Парень довольно хмыкнул.
— Помянул, значит? Ничего, он меня теперь долго поминать будет. До самой смерти не забудет Ахмеда! А ты чего про Нумата спрашивал? Дело какое?
— Да я насчет этого парня… Которого Осман-бай казнить хочет… Сапаром его зовут. Слышал?
— Рассказали… А ты ему кто, брат?
— Нет. Просто он меня из плена освободил.
Ахмед вздрогнул, глянул на меня широко открытыми глазами.
— Тебя? А говорили, вроде двоих…
— Двоих. Только так выпало, что второй — тот, кто его брата убил.
Как только я назвал имя Якуба, Ахмед встрепенулся и пересел ко мне поближе.
— Значит, тот самый полковничий прихвостень?.. Пять дней, дурак, по пескам за мной рыскал. И все без толку. Эх, повидаться бы с ними сегодня ночью… Когда еще такая удача выпадет — все птички в одно гнездышко слетелись!
И Ахмед в досаде шлепнул себя по голенищу сапога.
— С Нуматом-то они, знаешь, что удумали? После сходки, как стемнело, подскакали, связали его и увезли!
— Что ж, от Осман-бая всего можно ждать. А куда сейчас ваши пошли?
— К баю, — Ахмед усмехнулся, — милосердия байского просить.
— Зря. Без толку это.
— А я про что? — Ахмед хлопнул меня по плечу. — Тут так надо: или терпи, чего б они с тобой ни вытворяли, или самих за глотку бери. Он, старый чудак, думает, потолкует сейчас с Осман-баем и приведет их: и Нумата, и того парня… Да я голову даю на отсечение, бай им даже двери не отворит. Бедняцкому слову ни на земле, ни на небе весу нет!
