— Разве я не считаюсь? Я же позвал вас для совета.
— Я не о том, бай-ага! Мы два дня не можем предать земле тела погибших. Это против обычая!
— Для кяфиров и тех, кто хуже кяфиров, нет наших обычаев. Их поганому праху нет места в нашей земле!
— Мы не понимаем таких слов, бай-ага! Их смысл слишком темен для нас!
— Темен, говоришь? — Осман-бай усмехнулся. — Ну, если темно, отложим разговор до утра, — и добавил с угрозой: — Подумайте, люди. Крепко подумайте. Завтра утром мы соберемся здесь же и вы скажете мне свое слово.
Осман-бай повернул к воротам. Следом за ним во двор провели Сапара. И ворота закрылись.
Я медленно шел по кладбищу, обдумывая происшедшее. Значит, Сапар здесь, во дворе Мурад-бая… Полковник убит… Станцию наши, скорей всего, не захватили, иначе Осман-баю не до казни было бы…
Что же делать, на что решиться? Никогда я не знал таких забот, не решал таких трудных вопросов. Но одно было ясно — Сапара я должен спасти. И теперь же, сегодняшней ночью, завтра будет поздно! Правда, в том, как вели себя на сходке люди, было что-то дающее надежду, но рассчитывать на них нельзя…
Прихватив спрятанный в камышах кувшин с водой и чурек, я вернулся к Якубу.
Он молча схватил кувшин. Пил, жадно глотая воду, а я рассказывал ему, что видел в деревне. Не мог я поверить, что судьба Сапара его не тронет. Но, когда Якуб, до дна осушив кувшин, привольно раскинулся на траве и принялся за чурек, я, даже не видя его лица, понял, что все это ему совершенно безразлично.
Больше я не сказал ни слова. Якуб тоже молчал. Мы словно сговорились слушать степных чаек. С немолчным криком носились они над нами: одна замолкнет, начинает другая, ни на миг не замолкает их пронзительный, тревожный гомон.
Совсем рядом, возле моих ног, послышался легкий шорох. Еж, а может, и змея… Поохотиться вышли. У каждого свои дела, свои заботы…
— Вот проклятье! — Якуб перевернулся на живот. — Неужто и ночью такая духота будет?
Я промолчал.
— Так что, ты говоришь, с этим, как его?..
— Быстро ты забыл его имя. А он тебе вчера жизнь спас! Нет, Якуб, все-таки вы настоящие бандиты: и ты, и Осман-бай со своей шайкой. Третьего дня одного брата убили. Завтра другого прикончить надумали. Да еще народ обмануть. Чтоб люди сами сказали вам «убей»! Только не дождется этого Осман-бай. Народ видит, кто прав, кто виноват.
Якуб лениво перекатился на спину.
— Не дождется, без разрешения убьет.
— Я вижу, тебе этого очень хочется.
— Да при чем тут хочется, не хочется… Всегда так делают. Помню, еще мальчонкой был, свел у нас какой-то дурень барана. Что для нас баран — капля в море, но отец целое дело раздул. А почему? Да потому, что, если спустить, завтра пять украдут, послезавтра — десять. Так или иначе, вор отыскался. Да и вор-то не вор, просто бродяга… Даже не продал… Сожрал с голодухи…
