— Хорошо, Ширли. Сиди здесь, в кустах. И следи за дорогой. Увидишь всадников, сразу беги ко мне, а лучше шел бы ты в деревню. Вернешься, когда стемнеет. Воды принесешь!
Он послушно кивнул.
Якуб, обливаясь потом, копал яму. Увидев меня, он разогнулся, плюнул на ладони и сказал:
— Хоть бы ты этого постреленка за водой послал!
— И без воды хорош будешь!
Он в бешенстве отшвырнул лопату.
— Тогда сам и копай!
И бросился на землю в отступившую к кустам тень. Я принялся шарить вокруг.
Воевал я уже три месяца. И мертвых нагляделся, и раненых… Видел и оторванные снарядом ноги, и вывалившиеся из тел внутренности. Но видел в бою, среди грохота, криков, свиста пуль… А здесь — тишина и покой…
Я продолжал искать в кустах. Нигде ничего… Уже начал надеяться, что не найду, что их увезли отсюда, вдруг, раздвинув густую траву, увидел то, что искал. Голова… Я отскочил. Трава сомкнулась над моей находкой.
— Якуб! Иди сюда!
— Чего орешь? — раздался ленивый голос. — Режут тебя?
— Иди сюда.
Он не спеша подошел.
— Ну?
— Раздвинь траву. Вон там!
Он вопросительно поглядел на меня. Наклонился. И сразу выпрямился.
— Узнаешь?
Я думал, он будет кричать или снова примется доказывать, что все правильно, что иначе быть и не может, но Якуб молчал. Потом, не глядя на меня, произнес:
— Дурак.
— Хорони!
— Это что же, приказ? — Якуб не двигался с места.
— Приказ! Ты приказал убить. Я приказываю — хоронить.
— А если я не послушаю?
— Тогда… — я выхватил из кармана нож.
— Ах так? — Якуб напрягся, готовясь к прыжку, лицо его перекосилось от бешенства. Он быстро овладел собой.
— Нож еще может нам пригодиться… Не время сейчас им махать!
— Самое время!
Он отвернулся. Потом вытер со лба пот и сказал устало:
— Слушай, Мердан, давай не ссориться… Хочется тебе похоронить — похороним… Только зря это, влипнуть можем из-за твоей причуды.
Я убрал нож, сбросил халат и молча взял лопату. Мы рыли по очереди.
— Держи, — сказал Якуб, услужливо протягивая мне мой халат, когда возле высохшего арыка появились две свежие могилы. — И пойдем поближе к кладбищу, там хоть тень есть.
Мы улеглись в тени старого карагача. Здесь было чуть-чуть легче, но все равно пекло нестерпимо. Наконец с запада потянуло свежестью. Якуб приподнялся, подставляя лицо легкому ветерку.
— У, проклятый, где ж ты раньше-то был? — Он огляделся, с сомнением покрутил головой. — Не нравится мне эта история… Как бы нас с тобой из-за мальчонки опять веревкой не спутали…
Я не ответил, губы пересохли, говорить было трудно.
