— Считаю.
Он удивленно вскинул брови, взглянув на меня с нескрываемым любопытством.
— Ого!.. Может, и благословение большевистское получил?
— Конечно.
Усмешка в его взгляде сразу исчезла. Он привстал на колени и спросил коротко, как, наверное, спрашивают на допросах:
— Имя твоего наставника?
— А зачем тебе имя? Руки-то связаны!
Офицер скрипнул зубами, словно только сейчас понял, что руки у него и правда связаны. Однако он продолжал допрос.
— Поручения выполнял?
— Не собираюсь я перед тобой отчитываться!
— Отчитываться! Скажи лучше, сбрехнул! Похвастаться захотелось!
— Я листовки расклеивал!
— Когда? Где?
— В прошлом году. Под Первое мая. А там, между прочим, солдат стоял.
— Как же ты клеил, раз он стоял?
— А он заснул на рассвете. Я дождался.
— Возможно… Дрыхнуть они здоровы!.. Но дело не в этом. Все равно, приклеил пару листовок, это еще не большевик.
— Разговаривать запрещено! — выкрикнул вдруг часовой.
На этот раз офицер не стал ему перечить. Мне показалось, что он даже рад замолчать, сейчас верх был мой. И врет он, что листовки расклеивать просто! Дядя Николай тогда говорил, что расклеивать листовки может только тот, кто понимает в них каждое слово и каждому слову верит. Понять-то я понял, быстро разобрался… А вот расклеивать…
Во-первых, усатый этот никак не хотел спать, ходит и ходит перед дверью. Прислонит к стенке ружье, покурит, опять ходить начинает… Присел у стенки: зевает… Ну, думаю, все, заснет. Вдруг топот, прискакал кто-то… Солдат вскочил, опять туда-сюда ходит. А потом, вижу, другой идет, сменять. Плохо дело! Всех-то не переждешь!.. Прижался я в углу за забором, глаза слипаются… Самому впору уснуть.
Но второй солдат вроде посмирней оказался, ходить не стал, сразу у стены примостился… Потом, смотрю, голову уронил. Я поднялся, рукой помахал — заметит или нет? Вроде нет… Неужели спит? Вылез из-за дерева, ноги дрожат, на лбу пот проступил… И никак не могу выпрямиться, словно жернов на шею привешен. Сразу, почему-то, мысли, что пытать будут, если схватят. Но только я все равно знал: с листовками назад не вернусь, это мне хуже пытки! Дядя Николай и без того не хотел посылать: горяч-то, мол, он горяч, а в последнюю минуту оробеть может…
Листовки я тогда все расклеил. Последнюю часовому на штык насадил, а он, знай себе, похрапывал…
Дядя Николай даже расцеловал меня. «Теперь наш Мердан получил боевое крещение!..»
— А ты зря думаешь, что листовки любому доверят! Дядя Николай вообще поручений не давал, пока не узнает человека как следует…
