Я шла по узким улочкам, где из окон двухэтажных домов выглядывали веревки с навешанной на них одеждой. Старым методом сушки все еще пользуются. Это так необычно, потому что такой способ был пережитком далекого прошлого.
Слышалась южная речь с характерным для нее акцентом, ударными звонкими и тягучими окончаниями в некоторых словах. Смех, радостный и безудержный. Такой, от которого щемит душу и невольно перед глазами встает детство.
Впитывала в себя красоты архитектуры.
Прошла квартал, завернула за угол и оказалась на рыночной площади. Раньше она считалась главной, но теперь фонтан убрали и поставили множество ярких торговых лавок.
Что-что, а все любят поесть, одеться и купить приятную сердцу мелочь.
Помнится, раньше я мечтала о книжном ларьке, который служил бы и библиотекой. Я бы там сидела, листая новые хрустящие страницы, вдыхая запах чернил и витая в сюжете, представляя себя на месте героини.
Не надо было быть такой наивной…
Верить всем, давать себя обижать и унижать. Только тогда это все выглядело несколько иначе. Другая я, другое время, другие ценности.
В уме прикинула, сколько имеет казна от всего этого богатства… Много. Даже слишком. Торговцам приходится из шкуры выпрыгивать, чтобы выйти в прибыль. А это сказывается на качестве продукции и цене…
Ладно, это не мое дело.
Так… Если я сейчас на главной площади, то где-то неподалеку должен располагаться Центральный департамент правопорядка, или попросту ЦДП. А где он, там и мой дом на ближайшее время. Все же надеялась, что с делом я разберусь быстро и уже до гона вернусь в Винсен. Или в крайнем случае смогу запереться где-нибудь, приковать себя серебряными цепями…
Недовольно поджала губы. Как же не вовремя эта блажь ударила королю в голову.
Мне под нос неожиданно сунули розу. Большую, алую и пахнущую так, словно срезали около торгаша рыбой.
— Миси желает облагородить свой дом прекрасным цветком всего за медяк?
Я не любила навязчивость. Знаете, когда приходишь на рынок, а каждый норовит затащить в свою лавку, обвешать уши лапшой и впихнуть свой товар? Вот и сейчас меня практически лишила терпения эта выходка. Но я остановилась и не стала высказывать, потому что розу мне предлагал сгорбленный старичок. Его руки дрожали, как и нижняя губа. Седые волосы, жидкие и растрепанные, а на теле — лохмотья. В глазах таились грусть и надежда.
Я услышала журчание его живота и вздохнула. С собой монет у меня не было.
— Ис, — облизала губы, — я не могу принять цветок. Нечем расплатиться. Но если вы придете завтра утром с несколькими цветочками на Бэртон, двенадцать, то я их обязательно куплю.
