— Груз должен быть доставлен живым?
Тов. Свердлов взял мою руку, крепко пожал ее и резко отчеканил:
— Живым»>34.
Читатель сразу заметит, насколько оригинальным был разговор, как и определение задания. Свердлов отмечал буйное террористическое прошлое Мячина, ориентировал не просто на конспиративность, но и вообще на «перевернутую мораль» («Говорить должно не то, что можно, а то, что нужно»), связывал это со сложностью обстановки в Тобольске, возможным кровопролитием. Не были ли это достаточно прозрачные намеки на то, что крови бояться не следует, Семью бывшего Царя до Екатеринбурга можно и не довозить? Не случайно из двух довольно длительных бесед Мячин так и не понял главного, чего же от него хотят Свердлов с Лениным. Уже перед уходом он решил все же уточнить задание: живым ли Царя привозить или не бояться крови? Выданный Мячину мандат на имя В. В. Яковлева за подписями председателя Совета Народных Комиссаров Ленина и председателя ВЦИК Республики Свердлова гласил, что он назначен их чрезвычайным комиссаром для выполнения специального поручения и все обязаны беспрекословно выполнять его распоряжения. За невыполнение таковых ему разрешалось применять силу, вплоть до расстрела. Мандат с предельными полномочиями военного времени за подписями высших должностных лиц Советского государства. Но вернемся к тексту телеграммы Свердлова Урал совету от 9 апреля. Как мы уже отмечали, в ней говорится о Мячине только как о сопровождающем Николая II, нет и намека на то, что он назначен чрезвычайным комиссаром при «полной инициативе» и наделен соответствующими полномочиями. Зато говорится о возможностях проявления «инициативы» «дорогими товарищами» — уральскими деятелями: «наше мнение», «решайте сами», «все, что необходимо, сделайте», «сговоритесь о деталях с Яковлевым». Это относилось не только к содержанию Романовых в Екатеринбурге (впрочем, и это выполнять не обязательно, это лишь — «наше мнение»), но и к осуществлению акции в целом. То есть упорядоченности в тобольские дела этой телеграммой явно не привносилось. В глазах уральцев полномочия Мячина должны были выглядеть узкими, в сущности не перекрывающими их собственных, кажущихся более широкими полномочий. Мячин не знал об этой трансформации, урезании, на деле даже некоем дезавуировании его полномочий. Это не могло не привнести осложнений в его взаимоотношения с уральским руководством в целом и его представителями в Тобольске в частности. Так и случилось. Как мы видели, в телеграмме Дидковского игнорировался сам факт назначения Мячина. При появлении Мячина в Екатеринбурге его стали наставлять, как ему надлежит действовать, а при его отказе подчиниться тот же Дидковский занял враждебную к нему позицию. Случайно ли все это произошло или было сделано Свердловым намеренно, с целью еще большего осложнения ситуации в Тобольске, возможного усиления конфронтации, провоцирования прямых столкновений и кровопролития — судить трудно. Но вопрос не снимается. И не следует ли искать скрытый смысл также в словах (в телеграмме), что Мячину поручено привезти Николая живым (как будто при нормальном выполнении прямого правительственного задания можно было действовать иначе)? Может быть, это было подчеркнуто с учетом прежних установок, или в связи, скажем, с тем, что Свердлову стало известно о намерениях уральцев убить Романова, а в Кремле это исключалось, или, наконец, при сознательно провокационном подходе уральцы должны были при реализации учитывать ситуацию, задание Мячину и действовать за его спиной? Не было сделано Свердловым и предупреждения, что Мячин может действовать по обстановке, вносить в план действий коррективы, согласуя их с ним по телеграфу, о чем в Москве Мячину было сказано совершенно определенно.
