В обстановке разгорающейся гражданской войны, красного и белого террора на плаху были брошены жизни Николая Романова, членов его Семьи и близких родственников. Боязнь их освобождения силами контрреволюции (в районе ли Екатеринбурга или в ином) и использования в ее интересах заслонили морально-правовые нормы. Они были попраны. Эвакуация Царской Семьи из Екатеринбурга была вполне возможна. Даже после расстрела Романовых, вплоть до 24 июля, эвакуация из Екатеринбурга проходила вполне организованно и масштабно (если не считать халатности, допускавшейся отдельными военачальниками, забывавшими, скажем, снять караулы, заставы на некоторых объектах, которые, таким образом, оказались в плену у противника). Зав. политотделом Северо-Урало-Сибирского фронта (затем — агитационно-политическим отделом 3-й армии) В. А. Фейерабенд, находившийся в июле 1918 г. в Екатеринбурге, в октябре того же года докладывал: «Эвакуация г. Екатеринбурга протекала так организованно и усиленно, как это редко наблюдалось при старой организованной царской армии. Всего было эвакуировано 900 вагонов с грузами»>46. Возможно, в этой самооценке есть и доля хвастовства, но несомненно, возможность беспрепятственной эвакуации Царской Семьи в середине июля (не говоря уже о более раннем дне этого месяца) была налицо. Однако судьба ее была уже предрешена как в головах местных руководителей, так и очень далеко — в Московском Кремле, вождями большевистской партии.
2. Версии о двух властных вертикалях, решавших судьбу Царской Семьи
Рассмотрим кратко основные версии о принятии решения об убийстве Царской Семьи, обстоятельствах и роли в этом большевистских руководителей в центре, с одной стороны, и на Урале — с другой. Остановимся вначале на последней книге Г. 3. Иоффе «Революция и судьба Романовых», в которой автор значительно пересматривает выводы, сделанные ранее в книге «Великий Октябрь и эпилог царизма». Теперь он сосредотачивается на судьбе Царской Семьи, отходит от позитивной оценки ее казни и перестает безусловно приписывать принятие решения о казни уральскому руководству — местным «левакам» и «сепаратистам», не считавшимся, дескать, с центром. Автор теперь полагает, что имело место определенное участие в этом деле и Москвы, приводит некоторые документы, выявленные в последнее время. Однако подлинность некоторых из них он постоянно ставит под сомнение, как и решение вопроса именно в центре. Г. 3. Иоффе рассматривает выявленный Э. С. Радзинским текст телеграммы (приводится теперь многими) из Екатеринбурга в Москву (через Петроград) Ленину и Свердлову о санкционировании казни незамедлительно, 16 июля, в соответствии с ранней договоренностью с ними Голощекина. «Если это подлинная телеграмма, — пишет Иоффе, — ...то отсюда можно заключить, что ни Ленин, ни вообще центр практически до самого последнего момента... еще не отдавали определенного распоряжения об этом расстреле». Далее автор говорит о приведенном Радзинским воспоминании бывшего охранника В. И. Ленина А. Ф. Акимова об отправке из Москвы телеграммы с приказом о расстреле Царской Семьи и также подвергает этот источник и факт сомнению. В сущности, он игнорирует приводимые Троцким сведения о сообщении тому Свердловым, что вопрос о расстреле был решен в Москве — им совместно с «Ильичом». Г. 3. Иоффе приводит положение из «Записки» Юровского о получении 16 июля из Перми приказа об истреблении Романовых и заключает: «Телеграмма, введенная в оборот Э. Радзинским, может, по-видимому, свидетельствовать об одном: вопрос о судьбе Романовых, в том числе и о допустимости их расстрела, действительно обсуждался в Москве... но окончательно решен не был; не исключено, что он все-таки отдавался на усмотрение и под ответственность уральцев, но при строгом условии обязательно сообщить о вероятном решении Уралоблсовета. Выдавался своего рода карт-бланш... вопрос о Романовых решался в Москве. Решался, но до последнего момента, может быть, не решился окончательно. Последнее слово, видимо, все же оставалось за уральцами: они лучше знали реальную ситуацию...»
