о Ханна,
ее рука слегка дрогнула, но взгляд был по-прежнему прикован к чему-то вдали, с моей стороны это был совсем инстинктивный жест, так, ничего особенного, да, собственно, уже и не нужно было, потому что тишина вдруг распалась, все опять заговорили, и Ханна повернулась ко мне,
— может быть, нам взять десерт? — спросила она, как будто от меня зависело, возьмет она десерт или нет,
— не знаю, я вообще-то не люблю сладкого,
— а я люблю крем-карамель, — сказала Ханна, и мне показалось, что голос у нее ужасно грустный,
— ну ладно, возьму и я, говорят, десерты полезны…
Ханна подала знак официанту, он, очевидно, знал ее вкусы, потому что, не спрашивая, быстро их принес, они лежали на фарфоровых блюдечках, слегка подрагивая — желе желтого цвета и карамель в тон желтизне желтков, она змейкой стекала в маленькое коричневое озерцо сладости внизу… вкус… сначала его ощущает нёбо, потом вверх — мозг, дальше вниз — горло, растворяется где-то внизу, в пищеводе и еще ниже — в животе… а неплохо… забытые ощущения… сладко…
— а теперь можно и уходить,
я услышала слова Ханны и почувствовала облегчение, да, уже можно уходить, и мы встали, платье Ханны шелковое, бледно-желтое, точно до колен, а в свете люстр и бра вдоль стен ее кожа кажется темнее, чем при дневном освещении. Я пошла за ней, и пока мы пробирались между столами, я почувствовала, что нас провожают взглядами, мы были первыми, кто покидал столовую, а когда проходили через холл, старик поклонился нам со словами уже закончили, дамы?
Да, мы закончили.
Мы не стали подниматься на лифте. Ханна пошла пешком, а я не возражала, в теле была какая-то слабость, тяжесть от вина или от десерта, наверное и от того, и от другого, проходя через второй этаж, я заметила, что дорожка у них в коридоре желтого цвета, а у нас, на третьем, красная.
Ханна остановилась у своих дверей,
— спокойной ночи, — сказала она, — на этот раз я, наверное, засну и без Шуберта, у меня от вина кружится голова.
— мне будет его не хватать, — ответила я,
— ничего… как-нибудь в другой раз…
и открыла дверь,
— доброй ночи,
я открыла свою.
Шелковая занавеска на окне вздулась и поднялась вверх, как крыло ангела в лунную ночь, затрепетала, а когда я закрыла дверь, сникла и опустилась вниз, такая медленная и белая. Наощупь я прошла в спальню и опустилась в кровать, полежу немного, подумала я, а потом встану, ведь надо раздеться…
вот только глаза мои закрываются сами собой…
… а Шуберта, и правда, не хватает…
