Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море | страница 3



ведь перед ними вольная морская стихия, текучая, движущаяся, изменчивая… а значит, сама жизнь, и море — символ ее бесконечности. Вход в море стал для Анастасии возвращением, а более точно — ее исцелением и духовным преображением.

У этого произведения открытый финал, контрастирующий с подчеркнутой замкнутостью более ранних книг Дворяновой. Эта открытость, вместе с мощным подтекстом многопланового и многоуровневого повествования, дает неограниченные возможности для восприятия романа, которое зависит от наших знаний о мире и от нашего личного опыта.

Тайна Эмилии Дворяновой откроется каждому — по-особому, при этом вряд ли кто-то разгадает ее до конца. Но имеет смысл откликнуться на ее приглашение к диалогу — потому что тем самым мы вступаем в пространство настоящего писателя.

Профессор Михаил Неделчев,

(Новый болгарский университет, София).

Перевод Ирины Мельниковой

P.S. Наше издание сопровождает живопись художницы Лиляны Дворяновой — дочери автора, а также ее постоянного «художественного соавтора»: дизайн всех книг Эмилии Дворяновой принадлежит ей. И именно ей, возможно, больше, чем кому бы то ни было, известна тайна Дворяновой. Ее-то она и рисует…

КОНЦЕРТ ДЛЯ СЛОВА

(музыкально-эротические опыты)

КОНЦЕРТ ДЛЯ СЛОВА № 1

Это явно Амати, звук очень закрытый, приглушенный, обращенный внутрь, с той особенной патиной, которую е-струна, если это не Амати, никогда не сможет воспроизвести, и этот трейлер звучал бы серебристо, а не нырял в матовую белизну, кремово-кружевную, словно исполненный на d-струне… но, впрочем, это вполне может быть и Гварнери, если учесть, что мягкость а обманчива и объясняется просто магией его пальцев, он так сладострастно извлекает звук, будто ласкает… это прекрасно, божественно… а у Гварнери звук бы искрил и был светло-синим… но я так и не поняла, что это за скрипка, только потому, что опоздала на пятнадцать минут, а он взбесился, даже не соблаговолил ответить на мой вопрос, причем ведь он ничего не подозревает… если бы что-то почувствовал, я бы поняла его ярость и вообще бы не спрашивала — Амати это или Гварнери… тем более, что было совсем не до вопросов — зал затих, молча ожидая начала… и только наши шаги, когда звук сорвался со струн, и этот звук просто вывернул меня наизнанку, а потом, когда он перешел в нижний регистр… струны словно натянулись у меня внутри, он так нежно гладил меня, никогда я не испытывала ничего подобного, и я ему скажу — я не хочу так больше, я уже не могу выносить его грубость, холодность, эту руку, которую он положил на подлокотник кресла между нами, так что мне приходится отодвинуться в другую сторону, чтобы не касаться его, но там наклонил голову какой-то ужасно высокий мужчина и я ничего не вижу… ладно, потерплю, а когда концерт окончится, просто признаюсь ему… я бы поспорила, что это Амати, но он непременно спросит — а на что спорим? — и будет издеваться… да и вообще, как он мог (я спрошу совсем нежно, ведь мы не только супруги, могли бы быть и друзьями: Амати это или Гварнери?) не ответить на мой вопрос, а только сощурить глаза (его самая сердитая гримаса), и всего лишь потому, что я опоздала, опоздала из-за снега… все кругом замело, но он не подозревает, откуда я приехала, мы с трудом добрались в город на машине, ничего не было видно на дороге и снежинки летали как сумасшедшие в сплошной пелене… литавры опоздали на долю секунды, но гобой почувствовал это и вовремя вступил — ничего страшного… наша машина чуть не застряла и ужасно скользила… а он, как он вернулся обратно, как вообще успел, он высадил меня на углу… а снег все сыпет и сыпет, и я представляю, как бы я осталась там, у подножия горы, и снег засыпал бы нас обоих… если честно, я бы даже пропустила этот концерт и навсегда осталась перед горящим камином, от дров отскакивали бы искры, словно воспламенившиеся снежинки, в которых я бы сгорела, потому что его руки… у этого человека совершенно гениальные пальцы, как он прикасается ими, господи, какое туше, он как будто разгадал, уловил душу скрипки, ему в ней так комфортно, что забываешь даже о его виртуозности… но все же — Амати это или Гварнери?.. я ненавижу, когда мне не отвечают, но не позволю испортить себе концерт, нужно лишь избавиться от неприятного чувства, что он рядом и излучает гнев, а ведь он сам скрипач и должен бы чувствовать душу, смягчиться, но меня это уже не волнует, и как только окончится концерт, я все ему скажу… все-таки лучше признаться во всем, хоть будет за что злиться, ведь он все же привез меня вовремя, почти к самому началу, чтобы у меня не было неприятностей, и мы даже не успели поцеловаться… я захлопнула дверцу машины и побежала — и сейчас мне как-то не по себе, словно без этого поцелуя я провалилась в неожиданную паузу, заряженную звуком тишины, и не могу оттуда выбраться… а сейчас прозвучит та самая тема, от которой мне всегда становится грустно, и он так развернул ее, раскрыл так широко, словно хочет обнять весь оркестр, просто вобрал его в свой звук, матовый, всепроникающий, этот звук захватил и меня, никогда я не переживала ничего подобного, его руки прикасаются к скрипке еле-еле — никакого усилия, никакого насилия, просто какое-то волшебство, волны следуют одна за другой… а его пиццикато сорвались вниз, а потом снова карабкаются вверх — и тут музыкальная волна как бы замирает — интересно, какие каденции он сыграет?.. разумеется, свои собственные, в них музыка так неспешно набирает силу, расширяется до тремоло, после которого он успел дождаться фразы — в невероятно выверенной паузе, чтобы подхватить ее, словно вытягивает ее из меня, боже мой, какое чувство кульминации… это потрясающе… нет, я никогда не ощущала такого слияния в конце последнего аккорда, за которым нет завершения и просто следует