— сядьте там, — сказала она, — с этой точки картина смотрится лучше всего, вот так: взгляд сливается с линией ручки кисти, видите ее на столе? и она ведет вас прямо к ее кончику, погруженному в зеленую краску и слегка заостренному… этой кистью нарисована картина, говорит картина, но мы знаем, что это ложь, это вовсе не та кисть, которой рисуют, она не может быть там; но есть и другой способ смотреть на картину, надо сощуриться… и тогда всё исчезнет, на переднем плане останутся только цветы, а проблемы исчезнут… некоторые картины лучше всего разглядывать именно так — и Анастасия сощурилась до нефокусируемой пелены, как художник, который наносит последний слой велатуры, чтобы свести воедино линию и свет, — вот так и надо смотреть на реальность, потому что в деталях она абсолютно невыносима, вы согласны?
вопрос повис в воздухе, и она снова широко открыла глаза…
— но есть и третий способ: лечь и уснуть, — сказала Анастасия, перед тем как оставить Аду одну, та села точно там, где ей посоветовала Анастасия, устроилась поудобнее, словно собиралась обосноваться там надолго, наверняка она и сама знает, как нужно смотреть, уж конечно, лучше нее, ведь все-таки не она сама, а ее муж был художником, причем Ада захватила с собой и лупу, достала ее из кармана юбки, лупа была похожа на старинный монокль.
… и Анастасия вышла из спальни, чтобы приготовить кофе, но это была ложь, всего лишь предлог, ее единственным желанием сейчас было прислушаться к тому, что происходит в комнате Ханны, послушать, дышит она там или нет… и вместо того чтобы заняться кофеваркой, она приложила ухо к стене — совсем как Ада недавно прижимала свои губы к двери… почему бы и нет? интересно, а стены здесь тонкие? никогда не доводилось слушать Шуберта через стенку, звук шел в обход, со стороны террасы… миг колебания перед оконной рамой, но вот окно открыто, крыло ангела взмывает вверх, воздух втягивает его внутрь… а стенки, даже если они и тонкие, наверняка капитальные, и она никогда не слыхала никакого шума, только ощущала присутствие… и все же… все же ее уши — очень чувствительные, когда-то она играла на рояле, у нее абсолютный слух, а такое не утрачивается с годами… она прислушалась… ухо плотно прижато к ровной поверхности стены рядом с книжными полками, там, с другой стороны — спальня Ханны, точно такая же, и кровать такая же, помещения абсолютно одинаковые, словно клонированные… вот если бы дыхание могло передавать свои вибрации через воздух, а стена могла их улавливать… тонкое дрожание едва тронутой струны… но она услышала только стук собственного сердца, ритмичный пульс в груди, потом выше, в горле, в висках… она напряглась сильнее…
