но зато убедится, что я знаю какую-то Аду и что снова начала фантазировать, это ее успокоит…
А потом повешу трубку и буду ждать момента, когда Ханна включит своего Шуберта, и тогда я испытаю блаженное спокойствие, потому что буду знать, что она слушает его и через несколько тактов уснет, а потом, уже когда только я буду слушать и ждать, пока Шуберт закончится, я снова попробую подобрать какие-нибудь слова для моей левой руки… а почему бы и нет?.. я могла бы просто писать имена:
Ада, Ханна, Вера, Евдокия… других я не запомнила, они мне далеки… а эти я не буду стирать, и так они останутся со мной навсегда.
… звонок… это Анна…
XI
Мы вышли из-под колоннады центрального входа и, пока спускались по ступенькам в сад, Ханна вспомнила, что не взяла свою шляпу. Сегодня солнце не слишком жаркое, со стороны моря дует свежий ветер, и шляпа не нужна, сказала я, но она все же решила сходить за ней… уже повернувшись, Ханна случайно взглянула вверх и замерла на месте, я посмотрела туда же: на террасе крыши стоял и курил доктор, он всматривался куда-то за горизонт и, конечно же, не видел нас, но Ханна помахала ему рукой и стояла так до тех пор, пока он не докурил свою сигарету и не бросил ее совсем небрежно вниз, не подумав, что она может попасть кому-нибудь на голову…
— завтра пятница…
сказала Ханна задумчиво, а я предложила наконец-то сдвинуться с места… она, совсем позабыв о шляпе, пошла за мной, но на ходу еще несколько раз обернулась назад, хотя доктор исчез сразу же, как только его окурок полетел вниз и ветер отнес его в траву; мне очень хотелось спросить у нее, что значит это столь откровенно пристальное ожидание, ведь оно сродни бездонным мехам, которые заполняются и тут же освобождают место для новой порции пустоты, но, конечно, не спросила, а вместо этого попыталась заполнить эту пустоту своим собственным голосом и, как мисс Вера, начала говорить без остановки и без смысла — лишь бы говорить; я спрашивала ее, почему никто не пользуется пляжем, ну вот мы, идем по песку вдоль моря, море спокойное, вода полна солнца, но никто не купается, я не видела ни одного человека, который воспользовался бы этим светом, растворившемся без остатка в воде, только рыбы, раки, водоросли, ну неужели каждому доктор сказал, что море — не важно, а он явно из тех, кто любит довольно навязчиво повторяться, и они поверили в то, чего быть не может, зачем же тогда построили санаторий именно здесь, не ради ли морского берега? Я сама купалась бы, буквально не вылезая из воды, я жила бы здесь, как рыба в воде, как ни банально это звучит, и посмеялась бы над его словами, если бы не повязка, из-за которой даже на залив с грязью могу пойти только в качестве сопровождающего, а там удовольствие несравнимо с этим, по крайней мере, все так утверждают, хотя, как говорил доктор, многие пациенты отказываются от грязи, потому что не хотят признать, что сами они тоже из грязи… но в этом случае они-то и должны были бы сидеть на пляже, плавать в море, ну ладно — я, я не плаваю из-за повязки, а они-то почему? из-за этой дурацкой повязки я почти ничего не могу делать, она пресекает любое мое начинание, любое действие, мои слова… я и писать не могу, а Тереза ждет меня на кончиках моих пальцев даже под повязкой, и я чувствую себя так, будто вообще не живу… ты меня слушаешь, Ханна? если бы не повязка, я нырнула бы сейчас в воду, она так заманчиво плещется у нас под ногами… и она тепло-зеленая, ведь правда? — спросила я, но она не ответила. А я продолжала заливаться соловьем, пока мы шагали вдоль кромки берега, и даже здоровалась с людьми, которые встречались нам на пути, хотя, наверное, они здоровались с ней, а не со мной… мне показалось, что мимо нас прошла Ада, причем под руку с каким-то господином, ну вот, видишь, сказала я, все эти художницы, они
