не было поводом к ее решению, просто жизнь там, снаружи, опутывает ее, не дает дышать, она не в силах выдержать ее движения, ритма, правил, по которым часы разворачиваются и проходят сквозь нее, их скорость угнетает, а здесь, в отличие от жизни там, мир стоит на своем месте, время едино и совпадает с морем, скалами и молом и как будто не движется,
— ну вот, взгляните на море и лучи света, которые отражаются в нем, и так каждый день, но через неделю оно изменится совершенно определенным образом, станет более серым, более темным, а лучи света как бы поменяют свое направление и будут струиться уже изнутри наружу, вам будет казаться, что их свет идет из глубин, а не с неба… вы это сами увидите, вы ведь еще будете здесь, когда море станет совсем осенним… но всегда одним и тем же…
И, подумав немного, она рассказала, что когда была совсем маленькой, любила смотреть на воробьев, которые копошились в пыли перед дождем, а однажды она вот так смотрела на них, смотрела, да и проделала то же самое — извалялась в грязи, естественно, ее побили, а она так и не смогла слиться с обстоятельствами,
— никогда и нигде у меня этого не получалось, а здесь получилось… и уже не было выбора,
— есть люди, которые неизбежно выпадают из времени или впадают в него, не знаю, доктор знает, а значит — понимает, что если я уеду отсюда, то затеряюсь где-нибудь в этом мире, совершенно ясно, что со мною случится… и он оставит меня здесь,
добавила она, а я вдруг вспомнила: Бальтюс, ну конечно же! он нарисовал бы и это неподвижное лицо, обращенное к морю, и маленькое тельце в пыли… и хотя я не все поняла, Ханна показалась мне такой близкой, что я предложила ей перейти на «ты», она согласилась:
— вот увидишь, как здесь и в самом деле хорошо,
— посмотрим.
V
Мы с Ханной похожи друг на друга, обе любим касание, не касаясь. Я поняла это еще утром, когда вышла на террасу и почувствовала, что она тоже там, за толстым армированным стеклом, разделяющим нас тем идеальным образом, при котором людям с трудом удается превозмочь эту преграду между собой, но когда это получается, прикосновение оказывается пронзительным: я видела ее силуэт, слегка очерченный темно-желтой линией на желтизне стекла, видела ее тень, ползущую по парапету в мою сторону, ощущала ее присутствие, как в забытьи пробуждения, когда я говорю себе — здесь рядом со мной кто-то есть, я была убеждена, что и Ханна тоже чувствует мое присутствие, но ничего не сказала, не выдала себя, вошла обратно в комнату и оставила время течь, как обычно. Вернулась в номер и я, чтобы сварить себе кофе, я была уверена, что и она занялась тем же, тайком вдохнула аромат ее кофе, он проник через окно и смешался с моим, я знала, что и ее кофеварка издает те же клокочущие звуки, и наверняка слышала именно их, когда кофе стал медленно вытекать из отверстия машины и прозрачный кувшинчик наполнился пахучей жидкостью… я налила себе чашку, но на лоджию вышла не сразу — а стала ждать, когда услышу ее шаги, я не могла сесть в свой шезлонг, чтобы созерцать море и вдыхать вкусный воздух вместе с вкусом кофе… пока я ждала у окна, шелковая занавеска слегка колыхалась у меня перед глазами, напомнив мне прошлую ночь с ее зеленым сном, желтые блики на стене, стол с каллами и какую-то фигуру в полусне…
