Разрушающее напряжение | страница 32



Данные каскадом хлынули через ее лобные доли — она послала порцию инструкций в сердце процессора управлявшего голограммой. — На нее обрушились тонны фальшивой воды и стала видна натуральная полированная мраморная стена старого вокзала. Она опустила руки, расслабила транс и подошла к фальшивым бамбуковым перилам смотровой площадки, которые стояли на полу менее чем в трех футах от стены. Над ней мерцали желтым, голубым и пурпурным светом голографические проекторы. Она обернулась и посмотрела на деревья джунглей, их не было видно, ничего нельзя было разглядеть. — Она находилась внутри проекции анимированной голограммы, но если ее посланные инструкции сработали, то видимый край этого глубокого ущелья теперь должно быть в конце тропинки, прямо перед деревьями…

Блейк вышел из джунглей, сделал два шага к ней и остановился, глядя мимо ее головы на потоки падающей воды. Его глаза следили за тем, как вода падает в ущелье. Она стояла спиной к перилам. Еще шаг — и она могла бы дотронуться до его красивого, дружелюбного, веснушчатого лица, если бы смогла его увидеть. Смятая пачка жевательной резинки лежала на полу между ними, там, где он видел туман каньона. На него падал свет из окон оранжереи и от проецируемой пенящейся воды голограммы. Между ними не было ничего, кроме пачки жевательной резинки и этого бестелесного света.

Она вспомнила что он ей когда-то нравился, хотя в том возрасте ее не очень интересовали младшие — ей было семнадцать лет, а ему всего лишь шестнадцать, — и она, вероятно, не очень хорошо умела выражать простые чувства. Теперь же, просто зная, что она существует, он мог уничтожить ее.

Блейк провел рукой по своим каштановым волосам, затем, ошеломленный, повернулся и ушел в джунгли. Спарта нырнула под перила. Она прошла вдоль гладкой мраморной стены, вышла из-за водопада и исчезла в переполненном проходе, ведущем к Мэдисон-авеню.

Блейк Редфилд остановился среди деревьев и оглянулся на бурлящую воду. Он был продуктом ранней «Спарты», чистой «Спарты», до того как она была распущена. С его физической природой никто не возился, было только одно воспитание. У него не было ни глаз с зум-объективом, ни настраиваемых ушей, ни увеличенной оперативной памяти в черепе, ни хитиновых шипов под ногтями, ни батареи в животе, ни антенн, обмотанных вокруг костей. 

 Но он был очень умен, достаточно умен, чтобы сразу же узнать Линду, достаточно умен, чтобы сразу же понять, что она не хочет быть узнанной. И он был достаточно любопытен, чтобы задаться вопросом, почему.