Я поднял ее похолодевшую руку и прижал к своим губам. Девушка тихо, но горестно заплакала.
— О чем вы, Маша?
— Не спрашивайте меня, — с трудом, не переставая плакать, произнесла она чуть слышно. — Я не знаю… вы сами понимаете…
Я упал перед нею на колени. Она вздрогнула.
— Милая! Сокровище мое!
Она медленно приподняла свою головку, робко, как будто не доверяя себе, взглянула мне в лицо и нерешительно положила на мои плечи свои руки. На длинных ресницах, как крупные алмазы, сверкали еще слезы, но в глазах не было горя; они засветились чем-то новым, неземная радость в них вспыхнула и полилась лучами в самую глубь моего сердца.
— Будь моею женой!..
Без слов, вся любовь и красота, она склонилась ко мне на грудь и заплакала уже иными слезами.
— Скажи, — начал я погодя, — родные за меня отдадут тебя?
— Ах, Господи! Да что же это такое? — в каком-то забытьи говорила девушка, заглядывая мне в лицо и вся сияя любовью, счастьем и радостью.
— Я завтра пойду просить твоей руки.
Шибко стукнула калитка, звякнула защелка в сенях, и послышались шаги.
— Это я! — подала голос из передней Аннушка. — Сейчас разденусь… Какая на дворе ночь! Вот бы покататься… Пошла на минутку, а просидела битых полчаса. — И она не спеша вошла в зальце. — Уж вы простите меня: дьяконица задержала.
По быстрому взгляду, каким гречанка метнула на свою подругу, я догадался, что она сразу все поняла, и, повеселев, принялась рассказывать про дьяконицу и ее гостей.
Маша, по-прежнему вся сияющая, слушала ее молча и все улыбалась. Я тоже молчал и улыбался.
— Ну, да будет о них говорить! — оборвала свой рассказ хозяйка. — А вот что, Павел Григорьевич: покатайте-ка нас с Машей на праздниках.
— Отчего же?.. с удовольствием, — очнулся я. — Когда вы хотите?
— Да я всегда свободна. Вот как она?.. Тебе когда можно?.. Маша, да что ты, или не слышишь?
— А? что ты говоришь, Аннушка?
— Павел Григорьевич нас покатать хочет. Второй и третий день ты на игрищах будешь, а на четвертый я отпрошу тебя у матери.
— Я не пойду на игрища, — овладев собою, ответила моя невеста.
— Как же ты не пойдешь? — лукаво посмотрев на подругу, сказала хозяйка. — Ведь ты еще не «сговоренка»![58]
— Не пойду! — счастливо улыбаясь, повторила Маша.
Мы уговорились кататься на третий день вечером: я должен был найти двух в разнопряжку лошадей, а гречанка взялась устроить остальное, то есть отпросить Машу и пригласить еще кого-нибудь… Я начал прощаться с девушками: гостья оставалась у Аннушки ночевать.
