Как и предполагалось ранее (улитки пахли грязными носками, говорю вам), вечеринка герцогини Рокфорд началась не очень хорошо, и к девяти часам гости уже толпились у выходов. Даже самые заискивающие друзья выдумывали предлоги – прозрачные, как выпущенные кем-то ветры, – чтобы уйти. Без сомнения, они надеялись успеть на поздний бой или ранний бурлеск, но не хотели ранить чувства почтенной старой дамы – точнее, останки чувств, что плавали в ее сердце, похожем на чашу для пунша. Даже нефабричный джин Рокфордов не мог предотвратить этот исход.
Посреди всеобщего бегства к дверям Мария без приглашения села за рояль герцогини и начала играть.
Я бы не назвал это «игрой», потому что слово вызывает в воображении несерьезность, легкомыслие, которого не было в ее исполнении. Она втянула пианино в любовную ссору, спор, который намеревалась выиграть. А потом, после того как Мария всех нас привязала к струнам своего инструмента, она разомкнула уста и запела.
Увы всем вам, кто не присутствовал, ибо теперь вы должны полагаться на тихие ноты моих справедливых слов, чтобы приобщиться к сверхъестественному феномену, который прозвучал в тех комнатах. Если ее игра была ссорой, то голос – совершенным примирением. Она пела, как сирена.
Ее голос выманил дезертиров из гардеробной. Заставил мужчин отказаться от своих извинений, а женщин – от прощальных поцелуев. Они слетелись к этой сирене, как обреченные моряки, и корабль нашего вечера понесся навстречу ее песне.
Хотя Сенлин не удивился, обнаружив, что люди так обожают ее игру, было странно видеть, как другой мужчина столь поэтично восхищается ею. Вскоре после выступления на вечеринке у герцогини Рокфорд Марию пригласили на празднование дня рождения маркиза Жана Кламона. Комментируя этот официальный дебют, Орен Робинсон писал: «Попомните мои слова, если Сирена завтра сыграет в „Виванте“, придется построить пятый балкон, чтобы разместить ее поклонников». Сенлин понял, что это немалый комплимент: «Вивант» был лучшим зрелищем в городе зрелищ.
Правильные люди обратили внимание на талант Марии, и в считаные дни она превратилась из безвкусного ничтожества в законодательницу мод. По словам Робинсона, она в одиночку популяризировала талию в стиле ампир. «Она выглядит, – заметил Робинсон, описывая третье выступление, – как рыжеволосый призрак в белой ночной рубашке. Вместо того чтобы попытаться обуздать шевелюру и воздвигнуть одно из замысловатых архитектурных сооружений, ныне популярных у пожилых и уродливых, она позволяет локонам висеть, путаться и метаться, как им заблагорассудится, что лишь усиливает драматичность ее лихорадочного поведения». На самом деле, слава Марии была настолько велика, что про нее поставили пьесу под названием «Сказка о Сирене», которая якобы была подлинной и подтвержденной историей ее жизни.
