В школе проводились занятия по устройству дома, по шитью и кулинарии, по делопроизводству и закупкам, по машинописи, но группа прогрессивных методов обучения была далека от всего этого.
Я так и не научился как следует печатать на машинке.
Был курс по экономике, но никто туда не записался. Она никому не была нужна.
Велись бесконечные разговоры об интеграции личности, о полноте реализации своих способностей, о выявлении скрытых возможностей характера — и ни слова о крови, плоти и поте; каковы они в жизни, мы не имели представления, разве что на футбольных тренировках.
А в это время шла война в Испании, и шла она в Китае.
Находились люди, которые уже тогда говорили, что любая война — война для всех, что рано или поздно всю люди будут в нее втянуты, потому что в наше время война не может быть иной, и она грозит всем, если не найдем способ устранить ее причины.
Ну вот и не устранили.
— Когда это все кончится, я пойду в университет, — говорит Пит. — Если, конечно, правительство станет за него платить. Ведь все должны получить высшее образование.
— Ясное дело, — соглашаюсь я.
Точно так думают и мои родители. Мне кажется, этот пункт в моей биографии они запланировали до того, как я родился. И они сэкономили достаточно средств, чтобы, когда настанет время, я смог осуществить их планы.
И я пошел в Колорадский университет.
На первом курсе я выбрал себе историю экономики, биологию, историю средневековья и современности, английский.
У меня было достаточно денег и на обучение, и на книги, и на привилегированное студенческое братство. В пансионе я получил от братства работу — мытье посуды, кроме того, я подрабатывал еще на лыжных подъемниках.
Английским я занимался у профессора Пауэлла, отличный мужик, y которого были и борода и мозги. Он мог беседовать на любую тему — о музыке и Шекспире, о бейсболе и Шопенгауэре, о Мильтоне, выпивке или Ринге Ларднере, о женщинах. Он знал Томаса Вулфа и уже четырнадцать лет работал над книгой о Байроне.
Пауэлл открыл мне то, о чем я даже не подозревал, и у меня впервые появилось желание учиться, и хорошо, что не слишком поздно, пока мир меня еще интересовал и жизнь еще не засосала, лишив всякого стремления ее понять.
Но потом Пауэлл послал вдруг университет к черту и уехал.
Поговаривали, что в университете отказались повысить ему зарплату, а может быть, он решил закончить наконец книгу о Байроне или просто ушел поразмыслить о мире. После его ухода все изменилось.
