— Наших я столько не видал ни разу, — говорит Кроун.
Заговорил пулемет — Кроун принялся за дело.
Какие-то «пятьдесят первые» рыскают впереди над нами. А я все думаю, какой же национальности та толпища.
Им недолго было развернуться. Цугом идут справа, заходят на нас.
— На подходе, — глухо вскрикиваю я.
Ведет Сэм. Обороты в норме. Двигатели в порядке. Остается мне сидеть и глядеть, как те приближаются на малой скорости. Бесконечный поток «сто девятых» и «сто девяностых». Одни проходят выше, другие ниже, а еще полдюжины устремляются прямехонько на нас.
Не знаю, испуган ли я. Оцепенел, и все тут.
Летит «сто девятый», он ближе и ближе, палит вовсю. В пулеметных гнездах мелькают желтые вспышки.
Едва не задел он нас, был в нескольких дюймах.
Наверное, верхняя наша турель дала ему как надо. В общем, жил он десятую долю секунды, прежде чем врезаться в «крепость» заднего звена.
Все наши пулеметы в работе. Самолет словно готов рассыпаться от тряски.
— У меня кислороду чуть-чуть, — это Шарп. Голос у него, как у заблудившегося малолетки.
Кроун ползет в хвост с баллоном кислорода.
— Шарпу попало в ..., — рассказывает, вернувшись к своему шлемофону. — Двадцатимиллиметровка пробила у нас задний люк. Да весь хвост в дырьях.
«Сто девяностые» расколошматили целую эскадрилью позади нас...
— Всех разметало, — сообщает Шарп. — Один врезался в ведущего, три взорвались, еще два куда-то делись.
Небо широкое, голубое и пустынное, если не считать «крепостей». Эскадрилья «патфайндеров» появилась, курс у них на Берлин.
— С просрочкой, — цедит Бэрд.
Мне легко сосчитать цилиндры у этого П-51.
А что те ушли, можно сильно сомневаться.
— Вернутся, — говорит Сэм. — Всем быть в готовности. — Голос у него выше и резче обычного, как всегда, если Сэм взвинчен.
Но они-таки не вернулись.
Когда мы снизились над проливом, Шарп пришел вперед. Штаны все в крови. Он повертывается спиной, спускает штаны, чтоб показать рану.
— Почти уже не кровит, — улыбается.
На левой щеке у него глубокая царапина.
— С запасом хватит на «Пурпурное сердце», — заявляет Льюис.
— «За исключительную доблесть и за дырку в...», — отвечает Шарп.
Двадцатимиллиметровик разорвался прямо перед крылом, выкусил управление боковыми шторками четвертого номера.
У Шарпа еда висела возле дверцы, и осталось от провизии немножко трухи из солодовых таблеток.
— Вот что называется люфтваффе, — произносит Кроун. — Их и не видно, пока не улетят.
Долгое время люфтваффе где-то прятались, наше прикрытие гуляло поверху тоскуя, а «крепости» и «либерейторы» налетали, уходили от зениток и возвращались до дому.
