— Привет, — сказал я.
— Привет.
— Глаза у тебя зеленые, — говорю, — самые лучшие зеленые глаза во всем городе.
Не помню, что она ответила. С другим парнем была, но я взял ее адресок, она обещала встретиться со мной на следующий вечер. Надула. Спокойненько надула. Еще раза два-три надувала. А всегда вертелась тут же, извиняться не собиралась, засмеется лишь и ведет себя так, будто рада меня видеть, и по-прежнему от меня за горой.
Шли к концу тренировочные полеты, сплошной кавардак, я мало что могу сказать про нее в ту пору. Ну, вертелась поблизости, где и я, раз-другой вместе посидели, она мне изложила долгую свою, печальную жизнь. Кину взгляд, ровно ножиком замахиваюсь, чтоб харакири сделать.
Она прибилась к нам. Ходила в дрейф с самыми разными из парней, со всеми приятельствовала. Конца-краю не видать. Но тут мы двинулись поездом на базу для стажировки.
До последнего часа она была с нами, в основном с кем-то другим. Я помахал ей, когда мы тронулись, она пропищала, что напишет мне, и думалось: ушла она из моей жизни, и ладно.
Стажировка в Гранд-Айленде похуже, чем в Александрии. Всякий вечер дают тебе увольнение, от вольной жизни некуда деваться.
Во второй, кажется, тамошний наш вечер гляжу по сторонам — шагает посреди зала та самая Августа. Не поверилось, что это она. Быть такого не может. Но подходит ближе — она и есть.
— Привет, — говорит.
— Каким, черт побери, манером ты сюда попала? — спрашиваю.
Она приехала вместе с чьей-то женой. Была в тот вечер с другим парнем, но я с ней потанцевал, и сообщила, что приехала повидаться со мной.
— А то как же, — сказал я. — Другого давай цепляй.
— Ну ладно, можешь не верить.
— Не стану, — И не поверил.
Последний день провела она со мной с четырех до полуночи. А где-то в час нам отбывать в Европу. Мы с Августой попили игристого бургундского и еще там кой-чего, потом пошли танцевать. Пол скользкий, оба мы так закренделяли, что вцепились нежно друг в дружку, чтоб кого по дороге не срубить, но пол не держал, мы грохнулись.
Тут она меня бросает, с другим оказывается. После всего этого мы на такси едва успели на аэродром, чтобы вовремя разогреть нашу большую птицу и погнать ее на север.
Сэм всю дорогу спал, я посиживал, приглядывая за автопилотом, и ругал эту кралю Августу, ругал пуще, наверное, чем ей за всю жизнь доставалось, ругал на чем свет стоит, да только велика ли в том радость.
Совсем нового типа женщина в моей жизни. Бросала меня столько раз, что я к этому почти привык. И никогда не извинится — ушла и пришла. И так с кем угодно.
