С потолка свисал прежде весьма изящный стеклянный абажур, но я упражнялся однажды в подаче — теперь на палке висит голая лампочка.
Есть камин, но мы не топим, на окрестных деревьях не сыщешь сухого сучка. В углу два щита для затемнения, один другого безобразней, днем глядеть противно, а к ночи вставишь их в окна, так заведомо ни свет не пройдет наружу, ни воздух оттуда.
Над койкой, снизу вверх, изображения Маргарет Саллавен с челкой, Джейн Рассел с ножками и заманчивой дамочки по имени Дорис Меррик. Слева от мисс Меррик пусто, просто угол комнаты, а справа «патфайндер». Далее Ингрид Бергман, волосы отросли после роли Марии. Далее Элла Рейнз в «Янки», еще П-51, кем-то тут приколотые, и еще кралечки, а в нижнем углу потрясная картинка Морин О’Хары.
Мой китель обычно висит на гвозде и обычно грязен благодаря моим стараниям: при попытке почистить его грязь лишь забивается крепче. На лацкане кителя парашютная пряжка, меня поэтому часто спрашивают, прыгал ли я с парашютом. Отвечаю то да, то нет. По правде, не прыгал, но почему иной раз и не приврать? Пряжку подарил мне приятель, ничего больше не нашел.
На двери прибиты почтовые правила. Я их ни разу не читал, они закрыты двумя полотенцами. Я ими ни разу не пользовался. Они Сэмовы. На следующих трех гвоздях: 1) мочалка, 2) ничего, 3) еще мочалка, розовая.
По верху всей комнаты девицы из календаря, еще и еще изображения девиц в разной стадии раздетости и кривляния, нарисованные художником зловредным, но скромным.
Мой шкафчик в головах кровати Сэма. Сверху кусок широкой доски, на нем куча барахла. Книжка Фрейда и атлас. Книга стихов Рильке, книга по йоге, написанная йогом, учебник русского языка, написанный англичанином, бейсбольная кепка «Бруклин Доджерс», голубая, присланная дочкой кого-то из тамошних заправил. Учебник алгебры и пара песенников со словами множества песен, которых никто никогда не слыхал. Пять пачек жвачки, доставшиеся мне вместе с комнатой, распорки, прибывшие вместе со мною, три книжки Джона Маркана, одна куплена, две позаимствованы. Ярко-желтые капли, большая ложка. Бейсбольная кепка — высшая ценность во всей комнате.
На верхней полке рубахи, стопка писем, фотографии знакомых женщин, фото со свадьбы сестры, где другая моя сестра то ли хочет оказаться на ее месте, то ли спрашивает у священника, нет ли возражений.
Ниже всякое белье и, вероятно, множество вещей, сунутых туда мною и позабытых. В боковом отделении, под гимнастеркой и комбинезоном, два вещмешка, пистолет и несколько обойм, парочка ножей и картонные папки с письмами, воинскими документами и с записями, которые я намерен обработать после войны.
