Никто не видел тех истребителей. Напали против солнца, единственный заход сделали. Одна «крепость» взорвалась, другая загорелась и пошла вниз. Ля Француз был в первой из них, а второй пилот, что пьяный будил меня вечером, находился в другой машине.
— Бедняга тот, паршивец, предвидел, что с ним будет, — высказывается мнение.
— Знал, что его очередь.
Вот так обсуждают этого второго пилота.
Но о Ля Французе ничего подобного не заявишь. Такой жизнерадостный был в последнюю нашу встречу. Гнал на велосипеде за милую душу. А ныне от него ничего не осталось.
Я думал о нем все время, пока тянулся отчет. Выпил три чашки кофе, но Ля Француза не мог выкинуть из головы.
В помещении становится жарко, а солнечный свет все золотистей. Ля Француз погиб, что проку рассуждать о нем дальше. Я-то здесь, я-то живой.
Выхожу во двор, Билли Беренд подкатывает на велосипеде.
— Время раннее, — говорит, — давай прогуляемся.
Я с ним не так чтоб в особой дружбе. Его комната в другом конце коридора. Сам он вечно улыбается.
Катим с ним по дороге, сворачиваем на другую. Вот церковь, старые седые стены, вот дома с соломенными крышами, вот ребятишки волокут полную тележку с бутылками молока, вот илистый пруд с грязными утками посередке.
Нет слов, до чего тут мне хорошо. Просто двигаться, просто катить по дороге, крутить педали, дышать и похохатывать, не ведая, куда ведет эта дорога, да и знать не надо. Мир бесконечно большой, зеленый и невозмутимый, бесконечно зеленый.
Мы не возвращались допоздна.
Дом вторых пилотов
Живем мы с Сэмом в доме вторых пилотов, который кличут так невесть почему — тут размещают и вторых, и первых.
Полкомнаты Сэму отведено, я ближе к окнам. Вот койка счастливая, вот — невезучая. На этой восемь человек сменилось за три месяца, пока той пользовался парень, теперь вернувшийся в Штаты. А нам что за разница, мы-то в одном экипаже.
Среди обстановки — пишущая машинка, моя «Корона», видавшая виды. Письменный стол с двумя ящиками, первый набит дамскими письмами, от приятельниц полоумных, от миленьких, от прочих, а про пару приятельниц уж и не скажу, кто они есть.
На столе разрезная картинка — дама с роскошным бюстом под куском плексигласа, на случай, если недостанет нам слов при сочинении писем. Стоит тут лампа с битым верхом, был и приемник, кем-то позаимствованный некогда у сержанта, но спустя месяц тот сержант явился и забрал радио, так что слушать Синатру надо идти к соседям.
Два шкафчика. Ведро, употребляемое и для мусора, и для воды. Кастрюля, чтоб класть туда яйца и варить с помощью кипятильника, который обычно барахлит, а если исправен, то работает так, что яйцо сварит не больше чем за час, считая по Гринвичу.
