— Ливайн! Произносится, как в словах «Голливуд» и «вино». А вы действительно генерал Редлин?
— Так точно. Тот самый Серый Орел. — Он самодовольно хохотнул. — Вы, разумеется, удивлены, мистер Ливайн?
— Не очень. ФДР предупредил меня, что вы позвоните.
— Что-о? — Генерал, наверное, подскочил на стуле. — Президент вас предупредил?
— Нет-нет, успокойтесь, генерал, я шучу. Есть у меня такая слабость.
Слабость я испытывал уже и в буквальном смысле слова. Не многовато ли для одного дня: стрельба в Филадельфии, разговор по душам с банкиром, а теперь вот генерал с тремя звездами на груди всерьез принимает возможность моих телефонных бесед с Рузвельтом.
— Так звонил он вам или нет? — все еще сомневался генерал Редлин.
— Нет, генерал, пока не звонил.
— Понятно. — До него наконец дошло. — В самом деле, чтобы президент звонил вам… — Генерал замешкался, подыскивая нужные слова.
Я ему помог:
— Много чести, это вы хотели сказать?
— Вот именно. Мне говорили, что у вас острый язык, Ливайн. Теперь я в этом убедился.
— Собственный опыт ничто не заменит.
— М-да… — Возникла неловкая (для генерала) пауза. — Понимаете, Ливайн, обстоятельства складываются таким образом, что нам необходимо встретиться.
— Ничего не имею против. Я арендую очень уютное помещение по адресу Бродвей, шестнадцать пятьдесят один, дверь девятьсот четырнадцать. Будет свободное время, забегайте.
— Мы встретимся с вами завтра, в восемь ноль-ноль по адресу «Уолдорф Тауэрс», тридцать пять двадцать один. Вместе позавтракаем.
— Принимаю ваше приглашение. Только учтите, омлет не должен быть пересушен, а тосты я предпочитаю намазывать тонким слоем апельсинового джема.
Вы-то меня уже знаете, такими вот шуточками я прощупываю собеседника, но генерал все понимал буквально.
— Если бы вы служили под моим началом, сэр, — взвился под небеса Серый Орел, — я отдал бы вас под трибунал за подобное недержание речи!
— Ну и провались он к дьяволу, ваш завтрак, — сказал я и повесил трубку. Руки у меня дрожали.
Телефон зазвонил вновь.
— Так вы будете у нас завтра?
— А как насчет недержания речи? И вообще, в чем, собственно, дело?
— Дело чрезвычайной важности, Ливайн. Для начала скажу только, что ваша деятельность в пользу Сэвиджа не отвечает интересам государственной безопасности.
— Значит, я уже и государственный преступник? — Теперь пришла моя очередь возмутиться.
— Нет-нет, конечно, нет! — воскликнул генерал. — Завтра вы все поймете.
— С кем именно мне предстоит встретиться?
