Вертолет набрал высоту, и он подумал, что теперь все опять пойдет без сучка, без задоринки. Внизу умиротворяюще зеленела холмистая земля, по ее поверхности будто бежали волны, постепенно она уступила место скалам, а затем показалось лазурное море. И если бы не шум двигателя, запросто можно было вообразить себя гигантской птицей, планирующей над бескрайними просторами, и он размечтался, что придет время, и он приобретет такой же летательный аппарат. Когда-нибудь в будущем, когда у меня где-нибудь на берегу теплого моря будет роскошная вилла, мечтал он. Управление этим маленьким двухместным вертолетом представлялось со стороны довольно простым делом. Дергай себе за рычаги да жми на педали.
Не долетев до моря, они начали снижаться, и вот среди остроконечных вершин он уже приметил плато — будто специально созданное для посадки вертолета. Узенькая площадка возвышалась над уровнем моря, склоны были почти гладкими, и выглядела она неприступной. Славно, подумал он, увидев все это глазами режиссера, но тут на него внезапно нахлынуло воспоминание из детства: вроде как на цветном экране он увидел себя совсем ребенком — он упал в выкопанную для водопровода канаву и никак не может из нее выбраться, отчаянно пытается ухватиться за торчащие из песчаных откосов корни, но песка становится все больше и больше, словно он стремится живьем похоронить его под собой.
Видение мелькнуло мимолетно, тут же развеялось, и он несколько принужденно фыркнул от смеха — в настоящий момент они парили над землей в подоблачных высях и вот-вот сядут на вершине скалы. И они были ни в какой не в пропасти, а вовсе высоко в небесной лазури, и вся остальная жизнь текла где-то внизу, в отсюда невидимых, а только угадываемых сферах. Он никак не мог понять, что вызвало в памяти его детский страх, ведь в нынешней ситуации падение в канаву выглядело особенно несообразным. Сейчас в нем, наоборот, начало зарождаться возвышенное чувство — предощущение чего-то колоссального, необъяснимого и неописуемого, и ему ужасно захотелось поделиться с кем-нибудь своим приподнятым настроением. Он предпринял попытку перекричать гул двигателя, но сидящий рядом человек не мог ни понять его, ни услышать. У него были надеты наушники, и он как раз сосредоточился на посадке. Наверняка и пилот был безъязыким, как и все местные, тогда какой смысл им что-то объяснять или делиться с ними своими мыслями.
Когда он, наконец, выбрался из вертолета, толстый пилот принялся ему что-то горячо втолковывать. Он ни черта не понял, развел руками и пожал плечами, тогда толстяк бесцеремонно схватил его за руку и потащил к краю площадки. В мгновенном приступе паники ему почудилось, что вот сейчас его столкнут в пропасть, но ничего такого не произошло, у края плато его руку отпустили, и пилот успокоил его жестами, бормоча при этом: «Окей, окей…»
