«Атаман Войска Донского генерал-лейтенант Богаевский Владимир Анатольевич – m. Voldemar Bogaevski».
Как сложились судьбы всех этих камер-юнкеров, полковников, атаманов, вдруг превратившихся просто в «мёсье»? Кем стали они в Париже? Шоферами такси? Швейцарами? Балалаечниками в русских кабачках?
Может, кому-нибудь из них и подфартило – преуспел на коммерческом поприще или женился на богатой.
Кое-кому – единицам, конечно, повезло по-настоящему: они сумели завоевать себе почетное место под солнцем, под таким неприветливым для эмигранта солнцем чужой страны. Русские фамилии мелькают порой в созвездии знаменитых ученых, писателей и артистов Франции. Если бы не тоска по родине, они могли бы умереть почти счастливыми. Ах, это маленькое «если»!..
А кто-то спился, опустился, сошел с круга: попрошайничает возле русской церкви. Обязательно русской – расчет на широту славянской натуры.
…Попадаются уже и могилы второго поколения русской эмиграции – людей, родившихся во Франции или увезенных из России детьми. Вспоминаю горькие строки талантливой молодой поэтессы, умершей от неизлечимой болезни, названия которой нет ни в одном медицинском справочнике, – от тоски по родине:
Зачем меня девочкой глупой
От страшной родимой земли,
От голода, тюрем и трупов
В двадцатом году увезли?..
Несколько древних стариков и старух, тихо переговариваясь на эмигрантском русском языке, языке, где архаизмы переплетаются с галлицизмами, бредут за гробом – репетируют близкие свои похороны.
Невыносимо жить на чужбине человеку с русской душой. Но еще страшнее умирать на чужбине!..
Не могу забыть одно маленькое объявление, случайно попавшееся мне на глаза в парижской эмигрантской газете «Русские новости». Вот текст этого объявления: «Желаю переписываться с русской женщиной не моложе 60 лет. Секрет гарантирован. Анонимам не отвечаю».
Какое одиночество стоит за этими скупыми строками! Трагическое старческое одиночество…
И у могилы Ивана Бунина, одного из самых русских писателей земли нашей, человека, приговорившего себя к мучительной жизни и к мучительной смерти на чужбине, вспоминала я одно из самых сильных и самых безнадежных стихотворений забытого поэта:
Легкой жизни я просил у бога –
Посмотри, как тяжело кругом!
И сказал господь: – Пожди немного,
Ты еще попросишь о другом… –
Вот и дожил. Кончилась дорога.
Тяжелее груз и тоньше нить…
Легкой жизни я просил у бога –
Легкой смерти нужно б попросить!
…Конечно, далеко не все эмигранты имеют русские души. Некоторые вообще не имеют души. Никакой. И прекрасно без нее обходятся – блаженны нищие духом. С одним таким «нищим» – преуспевающим коммерсантом – я познакомилась еще во время первой моей поездки во Францию. Меня попросил зайти к нему его родной брат – москвич, с которым он не виделся более сорока лет.
