– И руку ему отдал?
Брун молча на нее покосился и снова уставился на дорогу.
– Объясни, чего ты в нее так вцепился? – взъярилась Эльза. – Теперь волки, или кто там, придут за ней к тебе! Они же наверняка тебя вчера узнали!
– Пусть приходят. – Брун улыбнулся, повернувшись к ней, и Эльза вздрогнула от его улыбки.
Они проехали кошачий квартал, но Эльза смотрела в окно машины, не замечая пролетающих домов, укрытых снежными шапками. В кармане ее пальто лежало письмо, которое обжигало каждого, кто читал его строки. Старушка Маргери любила и была любима и прожила на полную катушку каждую из своих девяти кошачьих жизней. И, может, где-то там, на небе, похожем на серую стиральную доску, она встретила своего Дробовицкого. Там ему точно от нее не уйти. Смерть стирает все условности.
– Куда мы едем? – спросила Эльза.
– Хочу найти общину барсуков, она не очень далеко от города. Посмотрю, как там подготовились к зимней спячке. Обычно охотники выбирают одиночек, узнаю, кто решил отбиться от стаи.
– Это надолго?
– Как пойдет. А что, ты опять взяла билеты в театр?
В голосе Бруна прозвучал такой явный ужас, что Эльза улыбнулась.
– Нет, никаких театров на сегодня… Как думаешь, Маргери и Алекс Дробовицкий сейчас вместе? Сидят на облаке, держась за руки, слушают ангельскую музыку…
Брун хмуро глянул на Эльзу.
– Нет.
– Что нет?
– Я не верю во все эти сказки.
Эльза вздохнула.
– А я верила раньше, до укуса. Говорят, у вампиров нет души. И я все думаю, что произойдет со мной? Это что-то вроде смерти?
– Меньше думай об этом, – пробурчал Брун, сворачивая на проселочную дорогу. Солнечные лучи пробились сквозь серую хмарь, заснеженные еловые верхушки вспыхнули золотом.
– У меня сейчас куча времени на размышления, – сказала Эльза. – А во что веришь ты, Брун?
Он пожал плечами.
– Мы живем, а потом умираем, вот и все.
– Серьезно? Ты не веришь в жизнь после смерти?
– Сидеть на облаке и слушать ангельскую музыку? Увольте, – хмыкнул Брун. – Мне и оперы хватило.
– Все-таки ты очень черствый, – вспыхнула Эльза. – И смерть Маргери тебя совершенно не задела.
– Мы ее практически не знали.
– И что с того?
– Она прожила долгую жизнь. Все умирают. И если я не размазываю сопли по рулю, это не значит, что я черствый.
– А я, значит, размазываю.
– Чего ты хочешь от меня? Уверений, что Маргери и Алекс сидят на облачке, свесив ножки вниз? И все у них зашибенно? Начнем с того, что вряд ли Дробовицкого пропустили бы на фейсконтроле.
– Да как ты не поймешь, медвежья ты башка, что я говорю о себе! – выкрикнула Эльза. – Я боюсь, понимаешь? Боюсь, что это для меня не будет никакого облака! Останови машину!
