Про Чира и других | страница 10



Чир упал в крапиву. Разнимаю жгучие заросли. Руки в волдырях, горят крапивным огнем. Ничего, погорят — перестанут. Чир-то наш живой! Хватит, друг! Налетался. Будешь жить у нас.

На второй день жизни в шапке Чир разевал желтый клюв навстречу руке — ждал корм.



Нас он совсем не боялся.

— А зачем ему бояться? Он же понимает, что мы его друзья, — рассудительно заметила Аленка, когда я стала удивляться, как он так сразу приручился.

К вечеру второго дня в окна стала ударяться какая-то пичуга. Слышался шелест крыльев о стекло, царапанье лапок по оконному переплету. Она исчезла, как только я подошла отдернуть шторы.

Чир, наглотавшись дождевых червей, дремлет в шапке, а в окно снова: тук-тук, тук-тук. Она? Так и есть. Скворчиха, распластав по стеклу крылья, глядит в комнату. Как она узнала, что Чир у нас дома? Она же не видела, когда мы его взяли. Может, она влетит в комнату? Пока я открывала тугую форточку, скворчиха улетела. И больше мы ее не видели.

Чир поправился. Ранка почти зажила. Он уже научился склевывать с окон комаров. Высоко подпрыгивая, охотился за мухами. И очень любит купаться. Плюхает крыльями до тех пор, пока в тарелке совсем не станет воды, — всю расплескает.

Летает он плохо и лишь в случае крайней необходимости, когда принесут корм, а он где-то в другом углу комнаты. Стоит только позвать: «Чир, Чир!» — головой завертит, смотрит, надо ли лететь, или скорее выйдет — прибежать. Прямо лететь — у него не получается. Редко Чиру удается сесть Аленке или мне на плечо, глаз-то один, правый. Вот он и сбивается вправо.

Все ребятишки перебывали у нас. Аленка, может, раз сто уже рассказывала, как сорока чуть не убила Чира.

Теперь корм у него был на выбор: мухи различные, червяки всякие. Но только самым закадычным друзьям, из своего шестого класса, разрешала Аленка угощать Чира и выносить его на прогулки. Строились и планы мести всему сорочьему племени.

И вот совсем случайно узнаю, что у нас дома есть еще птенец, которого Аленка держит втайне от меня.

Пошла я зачем-то в сараюшку. Только дверь приоткрыла, а в сараюшке как затрещит сорока. Я даже растерялась от неожиданности. С улицы, когда солнечный день, в помещение зайдешь — ничего не видно. Стою у порога, приглядываюсь да трескотню сорочью слушаю.

Глаза привыкли к сумраку, и я увидела: на полу, в коробке от туфель, сидит сорока и разевает широко черный свой клюв, а он, как у Чира, с боков желтый. Рядом с коробкой консервная банка, полная чистой воды. Я вышла, плотно затворив за собой дверь.