Подумав, я поднял с пола и положил на верстак свой ППД, просто чтобы был под рукой. Кроме верстака, внутри фургона были две широкие деревянные лавки с лежащими на них мятыми шинелями (видимо, на них здесь спали) и три тщательно ошкуренные, но некрашеные табуретки. Для эстетического услаждения скромного солдатского быта на стену над верстаком были пришпилены канцелярскими кнопками цветные репродукции двух картин, судя по большому формату, вырванные из «Огонька» или какого-то еще центрального, толсто-глянцевого журнала. Одна картина была «Дубовой рощей» И. Шишкина – скопление освещенных солнцем очень толстых деревьев на фоне летней зелени в нашей ситуации было явно не в тему. Еще менее подходила к обстановке вторая, наводящая на исключительно невеселые мысли репродукция – «Утро стрелецкой казни» В. Сурикова с кремлевскими куполами и стенами на заднем, а также телегами и предвкушающими скорую плаху или пеньковый галстук мрачными, бородатыми мужиками в исподнем на переднем плане. Однако странноватые эстетические вкусы у будущего академика Игнатова. Хотя, по идее, нацепить эти явно первые попавшиеся под руку картинки на стену мог вовсе и не он. А вот если это сделано осознанно – в нашем времени такое точно стало бы поводом для продолжительной беседы у полоумного психолога (например, в школе, где я когда-то работал, психологом на полставки была одна, мягко говоря, странная, чем-то походившая на зомби из плохого кино тетка, которая слегка заикалась и при разговоре никогда не смотрела собеседникам в глаза – какой поп, такой и приход)…
В правом заднем углу кузова – еле-еле (видимо, дров в нее давно не подкидывали) горела буржуйка, над которой сушились на веревке чья-то несвежая нижняя рубаха и пара заношенных шерстяных носков грубой вязки под стать ей (похоже, вот этим в основном и провонял фургон), а в двух стоявших на печке закопченных котелках лениво парила греющаяся вода. Скорее всего – снеговая. На полу, рядом с печью, была рассыпана небольшая куча дровишек.
Интересно, почему всех столовых приборов здесь было всего по два? Эти фиговы Кюнсты-Компосы, они, что, вообще не едят и не пьют, даже ради конспирации? Как говорил персонаж одного из самых любимых сериалов моего детства, железный чурбан Электроник своему непутевому образцу Сергею Сыроежкину: «А особенно я не люблю пить воду, она потом булькает»? В левом переднем углу фургона, где торчала явно предназначенная для баллонов к газовому резаку пустая в данный момент стойка из металлических полос и уголков, были прислонены к стене мосинская винтовка 1891/1930 гг., с убранным назад по-походному штыком и несколько пар лыж. Ну да, прямо как у того классика бардовской субкультуры – лыжи из печки торчат… И на полу у той же стены я увидел два слишком аккуратных для этой эпохи рюкзака защитного цвета и несколько каких-то сумок или подсумков поменьше. Вот это уже явно были вещички Кюнстов…
