— Постой, — сказала она, слегка дотронувшись до моей руки и усадив рядом с собой. — Ты чем-то взволнована. Не потому ли, что тебя преследуют всякие видения? Ты обладаешь необыкновенным даром предвидения.
— Это не дар, а проклятие, — прошептала я. — Какой толк — знать о грозящей беде и не уметь предотвратить ее?
— Бедняжка, — попыталась успокоить меня Агриппина. — Но такая прозорливость может дать тебе власть и могущество.
— Нет! Я не хочу знать о плохом, — сказала я, едва сдерживая душившие меня слезы.
— Тогда молись, — посоветовала Агриппина. — Проси избавления от невыносимых видений. Пусть боги дадут тебе мужество, чтобы устоять перед испытаниями судьбы.
— Спасибо за понимание, тетя. Мама и Марцелла не любят говорить на эту тему. Они очень волнуются.
— Я редко волнуюсь. — К Агриппине вернулся ее высокомерный тон. — Давай лучше пойдем в госпиталь. Мы нужны там.
Я вздохнула, вспомнив о приятных молодых людях, не ведающих о грядущих событиях.
— Раненых прибывает все больше. Я боюсь за остальных, за отца и Германика.
— Твой чудесный дар ничего не подсказывает?
Я покачала головой:
— Нет. Он не подвластен моей воле. Я не могу им воспользоваться по своему желанию и узнавать, что будет дальше.
— Ну, тогда я тебе скажу, — улыбнулась она. — Только что прибыл посыльный. Я собиралась оповестить всех о принесенных им новостях, но вдруг ты куда-то исчезла. Ход битвы изменился. Германия выманил противника из болот. Скоро его армия вернется с победой. Я выйду встречать их на мост.
— А мой отец? С ним ничего не случилось?
Она широко улыбнулась, успокаивая меня.
Мурашки побежали по телу, когда Агриппина говорила о победе. Но что-то еще не давало мне покоя.
— Вы уверены, что дядя Германия жив и невредим?
— Совершенно уверена. — Она встала и собралась идти. — Ты скоро его увидишь.
Агриппина была права. Отец вернулся, а Германика приветствовали как героя-победителя. Между тем меня не оставляли воспоминания о волчонке с застывшими в его глазах удивлением и ужасом.
Марцелла то играла в куклы, то кокетничала с мужчинами. Наша старая рабыня Присцилла хихикнула по этому поводу, когда мама не слышала. Но служанка была не права. Марцелла не изменилась. Насколько я помню, на нее всегда обращали внимание и молодые солдаты, и воины-ветераны, а мальчишки кувыркались перед ней колесом.
Со временем я стала замечать, что Марцелле нравится, когда на нее смотрят с восхищением, и она не скрывала своего восторга. В двенадцать летя понимала: она особенная. Мама тоже была в этом уверена. Хотя она относилась к нам с одинаковой теплотой и любовью, взгляд ее больших карих глаз часто задерживался на сестре. Благодарная за предоставленную мне по невниманию родителей большую свободу, я терялась в догадках, каким будет поведение мамы.
