— Фея, только так, чтоб она не верещала на весь ангар, хорошо? — предупредил я. — Чтоб ни звука.
— Она ребёнок, — словно стремясь напомнить мне, произнесла она.
— Да мне плевать. Чтоб я даже писка от неё не слышал, — прохрипел я. — У меня здесь не детский сад.
— Но…
— Фея, ты не слышала? Чтоб ни звука, заклей ей рот скотчем, но чтоб я, блять, криков не слышал.
Фея внимательно смотрела мне в глаза, словно пытаясь что-то увидеть в них, после чего лишь покорно кивнула.
— Мы посидим в машине, да, Эйко? — уголками губ улыбнулась она девочке. — Не будем папу отвлекать от работы.
Уже собираясь выходить на улицу и схватившись за дверную ручку, я замер.
— Что ты сказала? — обернулся я к ней.
— Я? — состроила невинное лицо Фея. — Сказала Эйко пожелать её папе удачи, да, малышка? — она взяла ручку крохи и помахала ею мне, будто это Эйко прощалась со мной. — Скажи: удачи, папа.
На что Эйко издала от чего-то радостное…
— Аугуе!
…улыбнувшись во весь рот.
…
Я… папа?
Я несколько секунд молчал, переводя взгляд то на Фею, которая вроде как и не обращала на меня внимания, будто просто ляпнула эти слова, не подумав, то на Эйко в её руках. Всем видом показывала, что всё её внимание занимает кроха в руках, которую она тискала, подобно матери.
Сказать, что меня кольнула совесть, было нельзя. Я просто чувствовал какой-то странный шок, будто посмотрел на ситуацию под другим углом. Под радикально другим углом. Ведь если самое дорогое, что было у неё, она доверила мне, то, получается, теперь Эйко… моя? И… да? В каком-то плане теперь я её отец?
Я сидел в машине, всё так же держась за ручку двери, будто замёрзнув на месте и глядя на Эйко. Для меня подобный поворот было откровением. Я никогда не задумывался над тем, что стану кому-то отцом. Нет, я задумывался, конечно, но, как и у всех подростков, это были лишь мысли, далёкие от реальности, по разряду «когда-то там». А оно вот, здесь и сейчас, передо мной. И я, получается, в полном ответе за неё, как настоящий взрослый человек. Смешно звучит от того, кто убивал и создавал свою банду, пусть и довольно крупную, однако это для меня было чем-то… обычным, практически естественным, а здесь совсем другой уровень.
Ребёнок.
В этот момент я почувствовал резкую антипатию, но не к кому-нибудь, а к самому себе. Едва прошли сутки, а я уже вовсю нарушал клятву, которую дал умирающей Саки. Да, наркоманю и курю, это мой грех, но чёрт с ним. Но я даже не кормил Эйко со вчерашнего дня ни разу, пока Фея ко мне не нагрянула с продуктами. Можно оправдаться тем, что мне было херово, но какой смысл? К тому же, сейчас я тоже не особо-то и беспокоюсь о ней. Да, я не могу ничего с собой поделать, нельзя заставить просто полюбить ребёнка, но элементарная забота же должна быть. К тому же, мне уже семнадцать. Глупо спорить с тем, что я сам-то недавно отошёл от семьи, но раньше семьи заводили куда раньше, едва ли не в четырнадцать-пятнадцать. А в некоторых домах, если верить новостям и информации из интернета, иногда такое до сих пор случается. И как-то что раньше, что сейчас люди справлялись с этим.
