Сказав свои последние слова, Тайт замолк и вдруг обмяк. Тайрос, которая вот уже столько лет не видевшая брата и так внезапно его потерявшая, застыла статуей без единого движения и простояла так некоторое время — она бы и сама не смогла бы ответить сколько.
Но даже такая потеря не выбила из колеи привычную ко всяким передрягам бродягу запретного космоса: осмотрев карманы спецовки, она переложила всё найденное к себе. А после уложила брата на бывшее место обитания пророка и, закидав его всем, найденным поблизости, что могло гореть, подожгла миниатюрной горелкой погребальный костёр и, постояв немного, двинулась в путь.
Татаны, встревоженные взметнувшимся огнём, бежали к разгорающемуся пожару, но Тайрос они не волновали: она шла, наметив цель, к старому зданию, построенному ещё до башен, в подземельях которого был спрятан схрон их дядюшки, который больше не казался ей старым параноиком. Теперь, в свете последних событий, картина начинала медленно складываться воедино. И тот, кто раньше казался сумасшедшим, теперь виделся пророком.
Дойдя до склада, разместившегося теперь в том месте, Тайрос, не обращая внимания на его работников и отвешивая крыльями тумаки особо назойливым, прошла внутрь. Дойдя до потайной двери, она, наплевав на сохранение секретов, вырвала хрупкую дверцу и вызвала лифт и, когда он, наконец, поднялся, всё так же невозмутимо прошла внутрь. Древний механизм опускал её глубоко под землю, к самому основанию фундамента башен, и, дабы не терять время, Тайрос достала дневник и углубилась в чтение:
«Я с нетерпением ждал сегодняшнего вечера, ведь сегодня должен прийти дядя Тайтин. Он обещал принести кое-что интересное, а он никогда меня не обманывал.
И он принёс — странное устройство, которое оказалось голографическим проектором, только очень старым. Не как дядя, а ещё старее. А вот мультик мне не понравился, хотя дядя говорит, что это правда…»
— Когда ты начал вести дневник? — почесав когтями затылок — жест подхваченный у арги — произнесла Тайрос. — Как только сбросил первую шкуру или ещё раньше?
Она задумчиво пролистала всю — бумажную! — книжицу, но не нашла ни одного упоминания об этом месте, но его не могло не быть! Тогда, вспомнив привычку брата всё прятать, она чиркнула когтём по бумажке, прикрывающей кожаную — что тоже весьма необычно — обложку, и достала оттуда сложенный вдвое листок, исписанный аккуратным почерком брата, который тот приобрёл, уже будучи почти взрослым.
