— Я постучался. Вы не ответили. А сигнал «Не мешать» погашен.
Мейерхоф что-то промычал. Сигнал и вправду не был включен. Поглощенный новым исследованием, Мейерхоф забывал о мелочах.
И все же ему не в чем было себя упрекнуть. Дело-то важное.
Почему важное, он, разумеется, не знал. Гроссмейстеры редко это знают. Оттого-то они и гроссмейстеры, что действуют по наитию. А как еще может человеческий мозг угнаться за сгустком разума пятнадцатикилометровой длины, называемым Мультивак, — за самой сложной на свете вычислительной машиной?
— Я работаю, — сказал Мейерхоф. — У вас что-нибудь срочное?
— Потерпит. Я обнаружил пробелы в ответах о гиперпространственном… — С некоторым запозданием на лице Уистлера отразилась богатая гамма эмоций, завершившаяся унылой миной неуверенности, — Работаете?
— Да. А что тут особенного?
— Но ведь… — Уистлер огляделся по сторонам, обвел взглядом всю небольшую комнату, загроможденную бесчисленными реле — ничтожно малой частью Мультивака. — Здесь ведь никого нет.
— А кто говорит, что здесь кто-то есть или должен быть?
— Вы рассказывали очередной анекдот, не так ли?
— Ну и что?
Уистлер натянуто улыбнулся:
— Не станете же вы уверять, будто рассказывали анекдот Мультиваку?
Мейерхоф приготовился к отпору.
— А почему бы и нет?
— Мультиваку?
— Да.
— Зачем?
Мейерхоф смерил Уистлера взглядом:
— Не собираюсь перед вами отчитываться. И вообще ни перед кем не собираюсь.
— Боже упаси, ну конечно, вы и не обязаны. Я просто полюбопытствовал, вот и все… Но если вы заняты, я пойду.
Нахмурясь, Уистлер еще раз огляделся по сторонам.
— Ступайте, — сказал Мейерхоф. Он взглядом проводил Уистлера до самой двери, а потом свирепо ткнул пальцем в кнопку — включил сигнал «Не мешать».
Мейерхоф шагал взад-вперед по комнате, стараясь взять себя в руки. Черт бы побрал Уистлера! Черт бы побрал их всех! Только из-за того, что Мейерхоф не дает себе труда держать техников, аналитиков и механиков на подобающей дистанции, обращается с ними, будто они тоже люди творческого труда, они и позволяют себе такие вольности.
«А сами толком и анекдота рассказать не умеют», — мрачно подумал Мейерхоф.
Эта мысль мгновенно вернула его к текущей задаче. Он снова уселся. Ну их всех к дьяволу.
Он активировал соответствующую цепь Мулыивака и сказал:
— Во время особенно сильной качки стюард остановился у борта и с состраданием посмотрел на пассажира, который перегнулся через перила и всей своей позой, а также тем, как напряженно вглядывался он в океанскую пучину, являл зрелище жесточайших мук морской болезни. Стюард легонько хлопнул пассажира по плечу. «Мужайтесь, сэр, — шепнул он. — Я знаю, вам кажется, будто дело скверно, однако, право же, от морской болезни никто не умирал». Несчастный пассажир обратил к утешителю позеленевшее, искаженное лицо и хрипло, с трудом произнес: «Не надо так говорить, приятель. Ради всего святого, не надо. Я живу только надеждой на смерть».
