– О-о-оочень абсурдно, – вмешался Нааде, сбивая напряжение. – И ты не могла взять суперускоренный бломбопуксель без двойного гидрогенированного трямбопода и микрочтототам без нанофигни.
Он выгнул бровь, собираясь добавить что-то еще, но тут же закрыл рот под суровыми взглядами как Ифи, так и ее матери.
– Мама, просить меня не думать про роботов – это все равно что просить меня не дышать. Ты бы попросила художника не изображать прекрасный закат, пока он находится на отдыхе? А историка – не посещать достопримечательности во время отдыха? Создание роботов – это не просто мое занятие, это и есть…
Бум.
Раздавшийся позади взрыв заставил Ифи упасть на колени. Все помещение заполнило облако бетонной пыли, одновременно заверещал десяток сигналов тревоги. Пол содрогнулся, будто весь мир разламывается на куски.
Голова перестала кружиться не сразу. Кто-то дотронулся до Ифи. Оказалось, ее отец. Она не сразу узнала его, потому что все его лицо было покрыто белой пылью.
– Ифи, ты цела? – с тревогой спросил он и, убедившись в этом, с облегчением выдохнул.
– Да – ответила она, но папа уже затаскивал ее в нишу.
Перед ними бежала мама с Нааде и Хассаной под мышками. Главный зал аэропорта сотряс еще один взрыв. Люди бросились бежать прочь от его источника, некоторые с телефонами в вытянутых перед собой руках, стараясь запечатлеть разрушения. Сердце Ифи ушло в пятки. Повсюду раздавались монотонные голоса OR15, требующие от нападавших прекратить сопротивление и сдаться.
Люди кричали и плакали.
На руке у мамы алела глубокая рана. Но, что хуже, в ее глазах была пустота, как будто она находилась за много миль отсюда. И за много лет. Она раскачивалась вперед и назад, прижимая к себе Нааде и Хассану так крепко, что они с трудом выглядывали из-за нее, стараясь увидеть, что происходит. Ифи с беспокойством подумала, что ее мама сейчас разумом перенеслась в другую эпоху, во времена Восстания машин, разбередив свои старые травмы, которые всегда таились в глубине ее сознания. В это мгновение Ифи поняла, чего именно этот ужасный период лишил ее матери – как и десятков миллионов человек по всему миру.
Сломанные кости могут срастись, порезы затянуться. Худшие раны, оставленные конфликтом, – это внутренние шрамы. Шрамы, которые готовы открыться, если позволить разуму забрести слишком далеко. Ифи почти физически ощутила боль своей матери, которую захлестнули старые переживания и страхи.
– Что там? Что происходит?! – крикнула Ифи.
