— Вот смотрите, барышня, — воодушевился Ефим Маркович, зажигая лампу на столе и подставляя перстень к огню. — В стекле игра ярче, а в камне тучнее. Но в стекле игра застыла без движения, а в камне жизнь есть: игра, как слеза дрожит.
— У вас лупа неправильная!
— Никак нет! — слегка обиделся мохнатенький. — Ручная лупа увеличивает до десяти раз. Да вот не угодно ли для быстрого исследования…
Он выковырнул камешек и положил его на блюдечко.
— Наблюдайте, кладем кристалл на ребро, берем стеклянную пластиночку, смачиваем водой, можно одну капельку, помещаем над кристаллом и светим.
Он что-то еще говорил ей — она не понимала что, про какие-то рутиловые нити, — пока не вручил ей обратно и камешек, и его бывшую оправу.
Зажав это в кулачке, Кася вышла из мастерской, ощущая, как сухо жжет глаза, и решительно не зная, куда теперь деваться. На другой стороне в окне магазина красовалась огромная вывеска. Кася машинально прочитала ее: «Громадный выбор новейших, изящных, модных колье. Кулоны, кольца, броши, булавки фирмы Клавдии Насоновой в Екатеринбурге».
Кася метнулась прочь. У гостиницы «Русь» она остановилась. Сил совсем больше не оставалось.
Швейцар и перед ней услужливо распахнул дверь.
Гостиница жила обычной вечерней жизнью. Принося запах мороза на шубах, проходили постояльцы. В некоторые номера, низко надвинув шапочки из-под пуховых платков, неслышно проскальзывали дамы, явно неприезжие. Изредка неясно слышались шумные голоса из-за дверей:
— Карта не идет.
— Прикуп сносный, — и смех.
— А я все в гору.
— Без шпаги!
— Да, расклад-то не ваш.
В коридоре глушил шаги толстый ковровый половик, испятнанный большими снежными следами и рядом — узенькими, дамскими. Коридорный зажигал масляные лампионы. Хозяин нервно топтался рядом.
— Ну, что? — спрашивал он, показывая на затворенную дверь одного из номеров.
— Все то же-с! — сказал коридорный.
— Ужин не спрашивала?
— Никак нет. Ни завтраков, ни ужинов третий день.
— И денег за постой не внесла, стерва, — ожесточился хозяин. — А живая, ты слушал?
— Слушал-с. — Коридорный приник ухом к двери. — Ходит.
— Ты присматривай за ней, — предостерег хозяин. — Как бы не наделала чего.
— Как же-с! — заверил коридорный. — Только покамест никуда она не выходит.
Из соседнего номера высунулся Лирин, пьяный, в расстегнутом мундире.
— Человек! — закричал он. — Еще дюжину шампанского!
— Сию минуту! — живо подскочил коридорный.
Из раскрытой двери пахло горячими соусами, доносилось буйное цыганское пение: «Вернись, я все прощу, упреки, подозренья-я!»
