– Мне их не дали!
– Борис, прекратите. Вы прекрасно понимаете почему.
Мы вышли на улицу.
– Вот дело какое, – сказала вдруг девушка, – я всегда ценила «Пелись губы» за их дикость. А сегодня у меня такое ощущение, что я столкнулась с этой дикостью как есть. И едва ли это мне понравилось.
Я смотрел на нее и понимал, что теряюсь в складках тонкого плаща, играющего светом редких фонарей.
– Вот некоторые мои друзья очень любят Тома Уэйтса, – продолжила она, – но при этом не подают алкашам на улицах, прям шарахаются от них. Не понимаю такого лицемерия… Хотя, наверное, теперь понимаю.
Фэд расхохотался и уточнил на всякий случай, что он сам алкаш. В таких разговорах мы проводили девушку до Невского, а там посадили на ночной автобус. Она сказала, что живет на Петроградке.
На следующий день меня нашел Андрэ. Он явился на хату со своим приятелем Артемоном, который пришел, чтобы выбить деньги из Левушки. Тот задолжал ему за съем хаты. Я как раз отсыпался после гулянки с Фэдом, когда сквозь сон услышал гнусавый голос своего очкастого знакомого. Он, кажется, был рад меня видеть.
Левушка, оказывается, просто забыл про деньги. Мы покурили на балконе, поели каких-то наггетсов, Андрэ сказал мне, чтобы я собирался. Я быстро собрал шмотки и попрощался с Левушкой и Пулей.
Артемон, хозяин квартиры, при всей его чужеродной наружности – он был большим, грузным, немного татароватым барчуком – оказался своим парнем.
– Бабки не платит, еще и шлюху эту привел! – покачал он головой, когда мы двинулись в сторону метро.
– Шлюху? – почему-то спросил я.
– Конечно. Эта Юлиана – как она нам представилась – шлюха. Мы ее шпехали на пару, а Левка потом влюбился. В ту же ночь предложил ей пожить у него. Денег она не попросит. Вот и живут. Она из Гатчины вроде.
– Она при мне работу искала, – как бы оправдывая Пулю, сказал я Артемону, – в сфере торговли.
– Торговли чем? – серьезно спросил тот.
Андрэ привел нас в квартиру к своему другу-философу. Хозяина не было, он уехал куда-то. Мы немного выпили пива, Артемон ушел домой, а я остался на квадрате примерно на месяц.
Это было глючное обиталище: квартира, переделанная, судя по всему, из дворницкой. Располагалась она напротив Таврического сада на дне сырого, замшелого двора-колодца. Там никогда не сохли постиранные вещи, а хлеб мгновенно плесневел. В жилище темнее, чем это, я никогда не был. Но все было довольно уютно. Андрэ оказался тем человеком, который может быть незаметен и невидим, даже если ты живешь с ним на площади чуть больше тридцати квадратов. Даже если он целый день паяет свои примочки, а потом, врубив 50-ваттный комбо и воткнув свой стратокастер, проводит испытание.
