1996, с. 481–484).
Возмущение населения, вызванное повальными арестами, с одной стороны, понятно: неужто все жители – ведьмы; с другой же стороны, в нем есть нечто совсем не очевидное. Какое количество ведьм приемлемо, а какое заставляет усомниться в обоснованности самой ведьмомании? Кого приемлемо видеть колдуном/ведьмой, а кого недопустимо? От чего зависит последнее, от социального статуса, от личных качеств, от общего накала репрессий?
Все в том же Бамберге были осуждены и сожжены канцлер князя-епископа, пять бургомистров, большинство городской знати, в том числе те, кто пытался препятствовать процессам. Все это происходило на фоне медленно растущего недоверия к инквизиторам и жалости к жертвам. Сходная картина в Трире, Вюрцбурге и некоторых других городах. В Норлингене только в 1590 году были сожжены 32 женщины, известные, уважаемые, занимавшие высокое положение. Тюрьмы не вмещали обвиняемых, но волна репрессий продолжала нарастать. А в 1594 году арест некой Марии Холлин, владелицы таверны «Корона», вызвал протест. Спустя 11 месяцев, пройдя через 56 пыток (зарегистрированный максимум, когда жертва выжила), не признав вины, М. Холлин была освобождена. Это стало переломом, и гонения на ведьм в данной местности приостановились (там же, с. 239–241).
Весьма показательно описание колдовской истерии каноником трирского собора Иоганном Лиденом: «Все настолько поверили, что продолжающийся в течение многих лет неурожай вызван ведьмами по наущению Дьявола, что вся страна поднялась, чтобы уничтожить ведьм…От суда до суда, по городам и деревням всей епархии стремительно передвигались специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, судьи, присяжные заседатели, констебли, тащившие на пытки и суд существа обоих полов и сжигавшие их в огромных количествах. …Безумие людской злобы и судов, алчущих крови и добычи, распространилось так широко, что едва ли остался кто-либо, не затронутый подозрением в этом преступлении. …Пахари и виноградари терпели банкротство, вследствие чего снижалось производство продуктов. Едва ли суровая чума или самый безжалостный захватчик смогли бы подвергнуть такому разрушительному воздействию территорию Трира, как данная инквизиция и преследования, не знающие границ. …Подобные преследования продолжались несколько лет. Наконец… население впало в нищету, были введены законы и усилены ограничения стоимости расследований и доходов инквизиторов, и неожиданно, как будто их боевой пыл вдруг иссяк, жажда преследований сошла на нет»
