Все участники постановки были за дверью, в помещении библиотеки, и, волнуясь, заканчивали последние приготовления.
Председателя еще не было. Инга поглядывала на часы.
— «Видите ли, я хочу быть благородной дамой, поэтому мне непременно надо смотаться из колхоза…» — повторяла свой текст Виолите. Она надела Ингино платье и туфли на высоком каблуке, прическа у нее была ультрамодная. Щеки девочки горели, глаза поблескивали.
Наконец вошел Юрис. Инга облегченно вздохнула. Как только он отворил дверь, взгляды их встретились. Оба вспомнили проведенные вместе часы, глубокую безлунную ночь на скамейке под яблоней Себрисов, просьбу Юриса: «Игночка, любимая, идем… пойдем отсюда!»
И, вздрогнув от наплыва нежности, до боли ощущая, что в дверь вошел ее Юрис, ее друг, самый лучший на всем свете, Инга, бледная, твердо решила: «Если он сегодня вечером позовет меня — я пойду за ним куда угодно».
— Не пора ли нам начинать? — спросил Максис.
— Да! — порывисто обернулась Инга.
Пришли Дижбаяр, Эгон Брикснис и Ливия, поздоровались с Юрисом и сели. Какая публика!
— Начинаем… — прошептала Инга. — Даце, ты только не волнуйся! Я очень прошу тебя… верь мне — у тебя получается совсем неплохо. Буду подсказывать.
Затем она толкнула вперед Эмиля Себриса, а тот вдруг растерялся и, запинаясь, пробормотал:
— Начинаем… устная газета… библиотечного совета…
— О боже, что он там бормочет! — прошептала Виолите, взволнованная до слез неудачей брата.
В публике кто-то негромко хихикнул. «Ливия…» — мелькнуло в голове у Инги. Спрятавшись за дверным косяком, она пыталась подсказать Эмилю:
— …первый вечер библиотечного совета… В программе устная газета. Участвуют…
Но парень от волнения ничего не слышал. Он бессвязно сказал еще что-то, затем махнул рукой и вернулся «за кулисы».
— Вот тебе и раз, — промолвил старикашка из второй бригады.
Инга вышла на «сцену». От волнения у нее перехватило дыхание. Глаза ее невольно искали Юриса. Он улыбнулся ей и кивнул. Она пришла в себя.
В своем международном «номере» Инга в полуфельетонной форме обличала политику империалистов, высмеивала преданных им вассалов, рассказывала, как ставленники империалистов бегут из стран, в которых разгорается освободительная борьба. Изображая Аденауэра, Инга нацепила на голову черный цилиндр, похожий скорее на пиебалгскую широкополую шляпу, и, стараясь воспроизвести не слышанный никогда голос боннского старца, воскликнула:
— Перед вами преемник великого Гитлера. Я добрый христианин. Даже на смертном одре я буду делать все, что в моих силах, чтобы разжечь новую мировую войну. Жизнь без войны скучна. Люди пропадают от безделья…
