— Все будет хорошо, Даце. Ты ведь в самом деле не маленькая, ты имеешь право на свою жизнь. — Инга говорит ей «ты». — Приходи к нам почаще.
Уже далеко за полночь, когда они расстаются на пригорке, на полпути между их домами. Инга и Виолите уходят обратно, Даце медленно спускается вниз, где, утопая в темноте, невидимый, стоит ее дом.
На другой день, вечером, когда Даце, вернувшись с поля, замачивала в ванне белье, во двор влетела Виолите.
— Даце, Инга велела спросить тебя, не можешь ли ты зайти к нам? Сейчас же! — запыхавшись, сказала она.
— Что случилось? — спросила Даце.
— Ничего. Надо. Инга просила. Придешь?
— Погоди. Сейчас. — Даце вымыла руки и зашла в дом переодеться.
Когда Даце достала из шкафа зеленое цветастое платье, Алине зло посмотрела на нее.
— Что же это сегодня за праздник?! — резко крикнула она.
— Мне надо сходить с Себрисам, — Даце старалась говорить тихо и ласково, — а платье все пропотело, не могу же я на люди…
— Что это еще за новая мода — каждый вечер бегать. Будто дома делать нечего! Чего зачастила туда?
— Я сейчас вернусь, мать… — Даце на ходу застегнула платье.
За порогом она еще услышала сердитый голос матери и, схватив Виолите за руку, чуть не побежала.
— Пошли!
Когда они пришли к Себрисам, Даце испуганно остановилась: в тесной комнатке, прижимаясь друг к другу, сидели Инга, председатель, брат Виолите — Эмиль и… Рейнголд.
— Заходи, Даце, — пригласила Инга, — тут еще есть место.
Даце, смущаясь, вошла в комнату и села рядом с Ингой. Краска залила ее лицо. Она не думала, что и бригадир тут будет. Знай она это — ни за что не пришла бы. Почему Виолите не сказала?
Но Атис, не обратив на Даце никакого внимания, продолжал начатую, очевидно, уже раньше мысль:
— Посчитайте сами, нас тут всего три комсомольца — Инга, Эмиль и я. В другом конце колхоза — еще двое. Это вся организация. Вот и опрокидывай горы! Нам даже кустов на заросших лугах не выкорчевать.
— А сколько всего в колхозе молодежи? — спросила Инга.
— На пальцах одной руки сосчитать можно, — ответил Атис.
Эмиль, долговязый парень, очень похожий на своего отца, перелистывал иллюстрированный журнал. Парень выглядел усталым. Виолите, забравшись на кровать, бойко смотрела то на одного, то на другого, с любопытством ожидая, что будет дальше.
— Без молодежи у колхоза не может быть никакого будущего, — сказал Юрис, — это совершенно ясно. Не можем мы ждать и потихоньку плестись вперед. Мы должны сделать рывок. Но как? Ты говоришь — на пальцах одной руки сосчитать можно… Пускай молодежи и немного побольше, но что мы, на самом деле, в состоянии сделать? Насилу с текущей работой управляемся. Только с трудом сено и теперь клевер убрали, но нельзя же смотреть на запущенные луга, пастбища, постройки и дороги, нельзя же сидеть без электричества… У людей коров аппаратами доят, а мы в темноте ноги ломаем — разве можно сегодня так жить? Это дикость. Я электричество хоть из преисподней добуду! Конечно, ничего не выйдет, если мы будем за печью отлеживаться… Осенью надо начать столбы заготавливать. А кто все это сделает для нас? Вот где наше слабое место.
