Верность | страница 22
Солнце скользило на запад, а новая библиотекарша все продолжала вытирать и раскладывать стопки потрепанных книг. Лицо и руки ее покрылись пылью.
Четвертая глава
На столе лежала газета «Циня».
Алине Цауне со злостью отшвырнула ее. Опять… Политика Даце нужна! Читала бы романы — и ладно, а то дались ей эти газеты!
Алине ничего видеть не может из того, что напоминает о новых порядках. Словно стеной она отгородилась от них враждебным безразличием. Она, правда, не живет, а мыкается. Но не может же человек взять да умереть — смерть так просто не приходит, даже если ты этого хочешь.
Алине сердито нарезала хлеба, налила в тарелку супу, достала из котла кусочек мяса попостней. Поставила все это на стол — для дочки. Затем посмотрела в открытое окно — опять сидит, согнувшись, у цветов, полет.
— Ну иди же! — резко позвала Алине. — Обед стынет.
Даце вымыла в сенях руки и вошла в комнату.
Ей уже двадцать пять лет, красотой она не отличается, полновата. Волосы, брови — все светлое. Руки от работы огрубели, как у землекопа.
Алине и жаль дочку, и обидно. По-разному люди живут: иной за неделю день-другой поработает на колхоз — и все, а иного прямо силком тащат; одна Даце как дурочка: только кликнут — сразу бежит, что велят, то и делает.
А матери больно и досадно, что дочь забывает, какое у них горе из-за этих новых порядков. Разве не они, нынешние хозяева, виноваты в судьбе Теодора? Разве он убежал бы, если бы не коммунисты эти? У Алине глаза наполнились злыми слезами. И так каждый раз, как только вспомнит сына, хотя уже прошло четырнадцать лет. Стоит ей взглянуть на его фотографию, что висит на стене, на старый радиоприемник, который он смастерил когда-то, или увидеть в шкафу светлый костюм и три галстука в ящике, сложенных на аккуратно выглаженных сорочках, как у нее начинает больно-больно щемить сердце. «Сын мой, мальчик мой… да, я любила вас обоих, но ты был мне как-то ближе. Даце, правда, ласковая, добрая девушка, но не было у меня такой нежности к ней, как к тебе; может, потому, что мне с тобой трудно было, что я тебя, маленького, насилу вырвала из рук смерти».
Алине долго держит в руке кусочек хлеба, потом, словно очнувшись, начинает медленно есть.
Вот уже три года, как они с Даце остались одни. Отец внезапно умер — накладывал воз сена и свалился. Врач сказал — кровоизлияние в мозг. Нет теперь ни сына, ни мужа. И если в смерти мужа никто не виноват, то за сына Алине никогда не простит.
