«Ты прекрасно справляешься. Похоже, ребеночек уже на подходе».
Мать Карлин только сейчас обратила внимание на двух девушек в коричневых балахонах, стоявших в ногах ее постели.
«А где же сестра Мэри Фрэнсис?» – спросила она.
«Занята. Велела нам помочь тебе», – ответила одна из девушек, закрепляя ноги настоятельницы в петли и подвешивая их повыше.
Мать Карлин издала крик от боли, вновь ударившей изнутри.
«Прекрати орать. – Вторая девушка с бледной и испачканной кожей лица, с волосами, клоками выстриженными на голове, приблизилась к ней. – Неужели ты думаешь, что всем понравится внезапное пробуждение от твоих криков? Если ты страдаешь, значит, заслужила мучения, поскольку все с тобой происходит по воле Божьей, и тебе придется смириться с этим».
«Пошла прочь от меня», – успела сказать мать Карлин, прежде чем опять в крике затрястись от боли.
«Я уже вижу головку младенца! – воскликнула другая девушка, расположившаяся между ее задранных вверх ног, улыбаясь во весь рот. – Теперь тужься, тужься!»
Мать Карлин поневоле начала тужиться изо всех сил, задыхаясь и издавая громкий стон. Буквально через несколько секунд комнату огласил плачь новорожденного, эхом отдававшийся от стен.
«У тебя мальчик!» – радостно сообщила девушка.
Мать Карлин в ужасе наблюдала, как они вдвоем возятся с младенцем, чтобы потом завернуть его в одеяло и принести ей.
«Посмотри, какой он красавчик», – сказала одна из девушек.
Ребенок был весь в крови. Его кожа казалась совершенно прозрачной, и мать Карлин могла видеть каждый кровеносный сосудик на его лице и даже на сердце, бившемся в его груди. На обеих сторонах лба у него торчали рожки. Он продолжал громко плакать, показывая острые, как бритва, зубы.
«Уберите его от меня!» – заорала она.
«О боже, – произнесла другая девушка. – У нее все еще продолжается кровотечение. Быть может, нам вызвать доктора?»
Мать Карлин посмотрела на пол. Кровь уже огромной лужей растеклась шире и пропитала даже коврик у двери.
«Не надо. Я наложу несколько швов. Это должно помочь».
Девушка порылась в кармане и достала грязную иголку с ниткой, отлепив ее от комка какой-то липкой сласти, а потом поставила стул между ног матери Карлин.
«Не смейте прикасаться ко мне этой иглой! – вскрикнула она, как только девушка начала накладывать первый шов. – Пожалуйста, прекратите. Мука невыносимая».
«Какую же пустую шумиху ты поднимаешь», – бросила фразу девушка. За своей работой она весело насвистывала.
