среди них были и самые ловкие лондонские мастера перекрестного допроса,
- каждый принужден был отступить, сбитый с толку вашей дурацкой
самоуверенностью и вашей огнеупорной неспособностью усвоить причину,
почему вы не должны были покупать эти акции. Реджиналд. Но почему же я не должен был покупать их? Я не делал никакой
тайны из этой покупки. Когда премьер-министр стал разносить меня, я
предложил ему эти акции по той же цене, что сам купил их. Доктор. Да, да, после того как они упали на шесть пунктов. Но это неважно.
Важно то, что вы заместитель военного министра. Вы узнали, что армию
будут переводить на вегетарианскую диету и что акции Великобританского
макаронного треста моментально взлетят вверх, едва это станет известно.
И что же вы сделали? Реджиналд. То, что сделал бы любой. Я накупил этих акций столько, сколько
мне позволили средства. Доктор. Вы накупили их гораздо больше, чем позволяли ваши средства. Реджиналд. Но почему бы мне было не покупать их? Объясните мне. Я рад буду
узнать. Я не хотел ничего дурного. И не вижу здесь ничего дурного.
Неужели меня нужно травить потому, что подлые газеты оппозиции и все
эти подлецы от оппозиции в той комиссии стараются нажить политический
капитал на моем деле, уверяя, что это позорно? Какой же тут позор? Тут
просто здравый смысл. Я не финансист, но вам не убедить меня, что, если
вы случайно узнали, что какие-то акции пойдут вверх, вам нельзя их
покупать. Не покупать их значило бы искушать судьбу. А они не хотели
ничего понять. Притворялись, будто не понимают. Они приставали и
приставали ко мне, и спрашивали все одно и то же снова и снова, и
писали обо мне мерзкие статьи... Доктор. И вы одолели их всех, потому что не могли усвоить их точку зрения.
Но чего я не могу постичь, это почему вы потом впали в такое
расстройство. Реджиналд. Все были против меня. Я считал эту комиссию кучей дураков и так и
сказал им. Но все оказались на их стороне. Папаша заявил, что я
опозорил имя рода. Братья говорили, что мне надо уйти из моих клубов.
Мать сказала, что все ее надежды женить меня на богатой потерпели крах.
А я не сделал ничего, абсолютно ничего такого, что мои приятели делают
каждый день. Доктор. Ну. короче говоря, дело в том, что чиновник военного министерства не
должен играть на бирже. Реджиналд. Да я и не играл. Я знал наверное. Какая же это игра, если вы
знаете, что акции пойдут вверх. Это дело верное. Доктор. Ну, я могу сказать вам только, что, не будь вы сыном герцога
