Весьма неподходящим оказался и адресат письма. Поэт Алексей Николаевич Плещеев в юности примыкал к петрашевцам, но к началу 60-х годов не только не имел никакого отношения к радикально настроенной интеллигенции, но даже старался держаться от нее подальше. И вот этому-то Плещееву, с которым Чернышевский почти не переписывался (от редакции «Современника» переписку с ним вел Добролюбов), он вдруг посылает письмо, где, в частности, признается в том, что сочинил прокламацию «Барским крестьянам».
«Что могло натолкнуть, — спрашивал Ю. Стеклов, — Костомарова и его вдохновителей из Третьего отделения на мысль о сочинении письма к Плещееву? Во-первых, Плещеев рекомендовал Михайлову и Чернышевскому Костомарова, который искал литературной работы и которого оба названные писатели пригрели. А, во-вторых, косвенный ответ на этот вопрос дает следующее. В письме Чернышевского к Костомарову от 2 июля 1861 года имеется непонятная для нас фраза: „О нашей благотворительности в пользу дворовых пишу к Алексею Николаевичу“. С другой стороны, в письме Плещеева к тому же Костомарову от 3 июня 1861 года сказано: „Я писал к Чернышевскому — если он ответит через вас, то дайте знать“. Эти письма, якобы найденные у Костомарова 10 марта 1863 года, наверное, были Костомаровым представлены Потапову гораздо раньше. Но если даже они очутились в руках Потапова только в марте, то ведь письмо к Плещееву выплыло только в июле. Возможно, что, обсудив содержание этих писем, почтенная компания пришла к выводу, что их можно использовать для… нового подлога. Правда, в письме Плещеева не говорится, что он писал Чернышевскому через Костомарова, и относится оно к июню, а не к весне 1861 года, но такие мелочи не имели для жандармов значения. Станет ли Сенат разбираться в хронологических несуразностях, раз дело идет о таком „преступнике“, как Чернышевский! Мы не утверждаем, что наша гипотеза бесспорна, но она представляется нам довольно правдоподобной».
Итак, второе косвенное доказательство было получено, Сенат поспешил сделать новую экспертизу. На сей раз секретари Сената, получившие нагоняй «за странную» первую экспертизу, были единодушны в своем решении: письмо Плещееву имеет несомненное сходство с другими рукописями Чернышевского.
Правда, по законам элементарной логики не мешало бы еще опросить, так сказать, заинтересованных лиц. Разумеется, Чернышевский будет все отрицать. Но есть еще Плещеев! Ведь из письма Чернышевского следует, что он владелец тайной типографии и вообще прекрасно осведомлен о всех революционных организациях. После Чернышевского Плещеев по крайней мере враг номер два.
