Какой бы спорной ни была эта теоретическая подоплека в каждом конкретном случае, ее все же можно рационально критиковать, принимать или отвергать; она не позволяет утверждению о ценности социальных институтов стать чисто догматическим. Это утверждение выстоит или падет вместе с общими теориями, развертываемыми в его поддержку. Однако следует помнить, что эволюционная защита традиции и обычая, с которой Берк выступал против рационалистских революционеров или критиков, мало что предоставляет в поддержку поддержания общественной морали при помощи права. У Берка, возможно, потому что он был вигом, хотя и консервативным, ценность установившихся институтов основывается на том факте, что они развились в результате свободного, хотя и, несомненно, бессознательного приспособления людей к условиям их жизни. Использовать принуждение для того, чтобы поддерживать моральный status quo в любой момент истории того или иного общества, означало бы искусственно останавливать процесс, который и наделяет ценностью социальные институты.
Это различие между применением принуждения для поддержания морали и другими методами, которые мы на деле используем для того, чтобы сохранить ее, такими как аргументы, советы и увещевания, одновременно очень важно и очень часто упускается из виду при рассмотрении данной темы. Стивен, в своей аргументации против Милля81, по-видимому, большую часть времени забывает или игнорирует эти иные методы и то огромное значение, которое им придавал Милль. Ибо он часто высказывается так, как будто бы доктрина Милля означает то, что люди никогда не должны выражать какие-либо убеждения, касающиеся поведения их сограждан, если это поведение не причиняет вреда другим. Милль действительно думал, что «государство или общественность» не получает оснований для действий «в целях подавления или наказания»82, решая, что такое поведение хорошо или плохо. Но он не считал, что по поводу такого поведения или «жизненных экспериментов», которые его воплощают, «никто иной не имеет ничего сказать на это»83. Он также не считал, что общество могло бы «провести разграничительную линию там, где кончается обучение и начинается совершенное моральное безразличие»84. Выдвигая эти плохо обоснованные критические замечания, Стивен не только неправильно понял и поэтому неправильно изобразил позицию Милля, но и показал, насколько узко сам он мыслит мораль и процессы, благодаря которым она поддерживается. Ибо на протяжении всего эссе Милль озабочен ограничением использования принуждения, а не пропагандой нравственного безразличия. Он действительно включает в понятие принуждения или «ограничения», которые он не одобряет, не только поддержание морали при помощи права, но также другие императивные формы социального давления, такие как моральные обвинения и требования подчинения. Но катастрофическим непониманием морали было бы думать, что там, где мы не можем применять в ее поддержку принуждение, мы должны помалкивать и быть безразличными. В главе 4 своего эссе Милль прилагает большие усилия, чтобы показать, что у нас есть другие ресурсы и что мы должны их применять:
